Маяри — солнце на древнем рихарском.
Ага, я, почему такой вредный был, потому, что у меня велосипеда не было.
— А куда делись все жрицы? — спросила я.
— Мы не помним — вздохнул Петя — Молодые были. Огонь был. Смертью пахло. Потом темнота. И мы здесь оказались. Никому не нужны. Солнцем не пахнет.
Понятно, гарпии мои, наверно, остатки погибшей цивилизации. Бедные мальчики, вот так, не спросясь, вырвали их из привычного мира, и бросили. Прямо, как меня. Уродский мир, который не ценит своего наследия, ведь мои гарпии удивительны и прекрасны. Идиоты благородные, так бездарно профукать классную магическую сигнализацию, и бросить ее, не знамо куда, верх глупости.
— Так, ладно. Слушайте мой наказ, охраняйте территорию, и не допускайте магических дуэлей. Нечего, чтобы дети по собственной глупости гибли штабелями.
— Слушаюсь, маяри — поклонился мне Вася, я поцеловала льва в макушку, каменный мрамор порозовел, умилительно.
Вася аккуратненько пнул оборотня, Коллан взвизгнул и перевернулся в воздухе, превращаясь в здорового волка, забавное зрелище. Он вроде стал комком из искр, а на землю приземлился красивым волчарой. Эх, жаль, что как человек — он та еще тварь, а то б я влюбилась.
— Слышь, ты, волчонок, двигайся. Ты чего такой вялый? Мне тебя еще до рассвета гонять — взбодрил Коллана Вася. Оборотень от перспективы забега сильно впечатлился, а затем с противным воем, то и дело, оглядываясь на меня осуждающе, умчался в парковые дали. Вася, игриво устремился за ним.
— А ты не боишься, что оборотень разболтает? Жрицы, обычно скрывают положение
— Не, — отмахнулась я — он не понимает древнерихарский. Петь, будь, другом вези домой. Устала я.
Петя довез меня до общаги, потом я его долго гладила. Как объяснил мне Петя, через прикосновение жрицы гарпии питаются и набираются сил, без ущерба для самой жрицы, сложно объяснить, как бы слизывают с рук жрицы солнечный свет.
От знакомства с гарпиями у меня самой на душе был солнечный свет. Ну, может же быть, в моей битой на данной момент жизни, хоть что-нибудь хорошее. Впрочем, конкретно в эту ночь, грех жаловаться, вой Коллана, который я сквозь сон слышала до рассвета, добавил уже подзабытого позитива. И этот, вой, который у нас песней зовется, звучал для моей мстительной души, как самая пленительная музыка. В благодарность за эту оборотническую симфонию, я теперь, каждый вечер ходила к Васе с Петей, гладила их и целовала, и желала нескучной ночи. Нам троим нравилось, и мы иногда болтали, когда я задерживалась за полночь, но удавалось это не всегда, к сожалению не только гарпии бдели по ночам, иногда бродили и преподаватели, а им меня видеть в неурочный час, совершенно, не обязательно, у меня и так неприятностей хватало.
С сожалением вынуждена констатировать, что этот эпизод можно считать редким исключением в чреде моих студенческих будней. В основном побеждена была я. Иногда к концу дня я чувствовала себя мексиканской лошадкой — пиньятой, которую привешивают к дереву, и одуревшие от праздника и вседозволенности дети бьют ее со всей дури в ожидании подарков, а от того, что подарков внутри меня кроме изрядной вредности в принципе не бывает, бьют еще сильнее. В общем, если бы не Гадя с ее чудодейственной мазью, доставшейся в подарок от бабки шаманки, вряд ли бы у меня хватило энтузиазма и здравого смысла выходить на пары.
Совершенно не добавлял мне популярности среди однокурсников тот факт, что я была первой в учебе, а, особенно, что касается магического развития. Ну, здесь я не виновата вообще, просто магия из меня перла как из брансбойта, и ничего я с этим поделать не могла, все у меня получалось, практически по щелку пальцев, сама периодически пугалась. Ну, так на секунду, а потом бурно радовалась. И это, справедливо, блин, должны же быть у меня в этом студенческом аду хоть какие-то радости.
Во многом мои магические успехи провоцировали сами студенты и преподаватели. А нечего обижать одну маленькую магичку, никто вам не обещал, что я не буду давать сдачи. Роль овцы и в прошлой жизни никогда не была моей, я и сейчас не имею наималейшего желания ее примерять.
Ну, вот например. У каждого мага боевика есть свой магический атрибут, магия в зависимости от вида стихии формируется в руках мага в отдельный вид оружия, магический атрибут, которым при помощи заклинаний можно чуть ли не крушить горы, не говоря уж про мягкую плоть местной нежити. Для того чтобы вызвать свой атрибут, надо пройти подготовку, найти баланс, связь между собой и своей стихией, принять свою магию и научиться ею управлять. В общем, заморочек тьма. Этому учатся не один месяц. А у меня получилось все через две недели обучения, причем без всякого единения и поиска пресловутого баланса, просто один зловредный усатый физрук повадился ставить меня себе в пару во время спаррингов, и всю неделю изгалялся над моей несчастной лопес, постоянно шлепая ее тяжелым мечом. Ну, результат был предсказуемый, сначала у меня стал дергаться левый глаз, потом правый, а потом бабах из рук вылезли воздушные плети, которыми я и звезданула магического садиста со всем чувством мазохиста по неволе. Боже, как он летел, пыль столбом стояла. Это мне еще повезло, что Рисай, все таки, физрук со стажем, простите боевой маг, смог в полете сориентироваться, щит там какой-то поставить, слевитировать, а то остались бы от этого мерзенного таракана одни усы, а мне потом отвечай.
Нет, к ректору меня, конечно, вызвали. Тот на меня орал, вещал про самоконтроль и ответственность. Я молчать не стала, и ответила, что ошибки студента, это, прежде всего, результат некачественной работы преподавателя, и что все как-то подзабыли, что я не дойра, а иномирянка, и ничего об особенностях магии, не знаю в принципе.
— Нина, ну что спровацировало такой выброс? — спросил взволнованный Барабака.
— Я просто очень огорчилась, профессор — не нашла ничего другого, ответить я.
— Отчего?
— Магистр Рисай очень больно бил по мягкому месту — бесхитростно призналась я, вот, честное слово устала моя пресловутая попа от боев, и я вместе с ней. Живого места нет. От памятника зависти Дженифер Лопес, остался один сплошной синяк.
— Чем? — осторожно спросил ректор, прецеденты то были.
— Мечом — добила я Барабаку слюнявую.
Ректор побагровел.
— Зачем? — раздался риторический вопрос.
— Вот и я не поняла — зачем, и сильно огорчилась, а от огорчения, сами знаете, что случилось — шумно огорчалась я дальше.
А то ты не знаешь зачем, одуванчик полевой? Мышка подпольщик ты моя, или страус австралийский, при всем уважении к твоим сединам. Ничего не знаю, ничего не слышу, единственная позиция Барабаки, которую я знаю. Солнце мое престарелое, боязнь скандалов и маг контроля до добра не доведет, как бы самим тобой не заинтересовались, под эгидой в тихом омуте черти водятся. Всего должно быть в меру, как мер невмешательства, так и мер положенного ректорского контроля. А то, глядишь как бы твоя однобокость тебе боком и не встала на старости лет. Слишком магвыплескивающая дойра, видать, не просто так, а за грехи твои тяжкие тебе досталась.
Если быть, совсем честной, то к ректору меня притащили не из-за полуубиенного магистра Рисая. Это так, только разминка. Когда я увидела свои голубые полупрозрачные плети, то испытала какой-то детский щенячий восторг, в душе моей застучали кастаньеты, а ноги с руками сами собой стали двигаться. Плети, ну, какие это плети? Это Рисай их так нарек, а для меня это были гимнастические ленты, мой любимый предмет. И я ощутила себя словно в детстве, когда мама смотрела мой показательный номер, и гордилась. Это был мой лучший номер под музыку Бизе, арию Кармен. Я закружила над головой свои ленты. Зазмеила их по земле. Подбросила тягучие ленты в воздух, перекувыркнулась и поймала их в полете. В этот момент я и сама чувствовала себя летучей субстанцией, и хотела обнять весь этот подлый мир, а пусть, но в этот миг я была счастлива, как никогда. Душевный подъем очень быстро пропал, когда я огляделась по сторонам. От моих гимнастических этюдов, студиозы в хаотичном порядке были разбросаны, как сухие ветки по ветру, по всему периметру полигона. Как оказалась, мой танец детства, вызвал сильный вихрь и выплеск магии. Как потом объяснял мне Моркан, меня, наконец, полностью и безоговорочно приняла моя магия. И теперь уже нет Изотермы, а есть я — маг Нина Дубр, воздушница и проклятийница.