Удовлетворенная тем, что отыскала объяснение своего раннего пробуждения, она вновь взглянула на звезду. Звезда оставалась бледно-розовой.
Сердце опять забилось так сильно, что стало трудно дышать. Нечеловеческий хохот, прозвучавший в ее ушах, означал что-то, чего нельзя было не принять во внимание.
Нина спрыгнула с кровати и, чтобы успокоиться, свернулась клубочком на ковре, прижавшись к Красавчику и Платону. Перед ее глазами промелькнули картины сражений с Карконом и события, связанные с полными опасностей поисками Четырех Тайн. Она увидела лицо Ческо, своего отважного друга, с которым пережито множество приключений и который стал ей больше чем другом, судя по чувству, которое она к нему испытывала.
Нина улыбнулась, почесывая рыжую шерстку развалившегося на спине мурлычущего кота. Ее взгляд остановился на Талдоме Люкс, магическим золотом жезле с головой Гуги, волшебной птицы Шестой Луны. Она протянула к нему руку и ощутила, как алхимическая энергия заполняет ее до самой макушки. Погладила красные гоасиловые глаза Гуги, и опять пережитое закружилось в ее голове. Словно при яркой вспышке увидела она лица Фьоре, Рокси и Додо – верных друзей, вместе с ней рисковавших жизнью, чтобы довести до победы опаснейшую битву за свободу детских мыслей. Ксоракс был спасен благодаря усилиям этих друзей, ставших в результате пройденных тяжелейших испытаний самыми настоящими алхимиками.
Однако радостное состояние, всего несколько минут назад сопровождавшее ее спокойный сон, испарилось, как и сам сон.
Несмотря на то что звезда не почернела, тревога не отпускала Нину. Томило ощущение приближающейся смертельной опасности. Ей захотелось вскочить и побежать в спальню своих родителей, чтобы спрятаться в из объятиях. Но она, взяв со столика Талдом и прижав его к груди, продолжала лежать на своем ковре. Вновь посмотрела на ладошку: родимое пятно было такого же странного цвета.
«С Карконом покончено. Глупо бояться того, чего больше нет», – сделала Нина тщетную попытку убедить себя. Решительно встав, она взяла со столика стеклянный шар, лежавший рядом с будильником, положила его в карман пижамки, сунула ноги в шлепанцы и быстро вышла из комнаты, оставив кота и пса досматривать их сны в одиночестве.
В коридоре она ступала едва слышно, чтобы не разбудить ни родителей, ни сладко спавшую этажом ниже русскую няню Любу, прозванную Безе за ее пышные формы.
– Ах, Безе, Безе! Это из-за твоего торта у меня выдалось такое кошмарное утро, – прошептала Нина, спускаясь по широкой винтовой лестнице, ведущей в обширный холл виллы «Эспасия».
Огромная люстра была погашена, и пространство холла освещалось только свечами большого серебряного канделябра, стоявшего на старинном индийском комоде.
Когда она проходила мимо канделябра, пламя свечей заплясало, а вместе с ним и ее тень, упавшая на приоткрытую дверь Зала Дожа. От ее легкого толчка дверь распахнулась. Нина вошла в Зал Дожа и зажгла зеленую лампу на письменном столе. Огляделась, вдыхая приятный запах старинных книг, закрывавших стены комнаты до самого потолка, расписанного фресками. Нина направилась к входу в алхимическую лабораторию, вложила стеклянный шар в маленькую выемку над потайным входом. Дверь мгновенно открылась, и она вошла.
Аромат алхимических специй и препаратов принял Нину в родные объятия, в маленьком каминчике весело трепетал огонь, в висевшем над ним небольшим котле булькала, как обычно, смесь золота и порошка сапфира. Разбитый на четыре квадрата циферблат настенных часов показывал дату и время: 16 сентября, 3 часа 15 минут 8 секунд.
Девочка заглянула в большую банку, до краев наполненную специальной жидкостью из выдержанных в извести молотых перьев попугая, используемой для восстановления потрескавшихся кирпичей. Препарат, называемый Крокотио Партикуларис, можно было употреблять. Нина изготовила его для Ческо и Додо, взявшихся за реставрацию дворца Ка д’Оро.