Василий Иванович Немирович-Данченко
Нина
Когда оказия приблизилась на сто шагов, тяжело скрипя на громадных петлях, растворились ворота Самурского укрепления. Брызгалову страстно захотелось перебежать это пространство и прижать к сердцу дочь, которую он девять лет уже не видал, но старый служака вовремя вспомнил «артикул», повелевавший коменданту никогда и ни под каким видом не оставлять укрепления. Он ждал в воротах. Нина зорко смотрела туда, но в их тени ничего не было видно… Какие-то серые фигуры караульных солдат, их папахи, и только; даже лиц нельзя было рассмотреть. Хотя оказию и заметили, но командовавший ею офицер, имея в виду всё ту же Нину, приказал сделать выстрел из орудия. Глуша всё кругом, ахнула его медная грудь. Вздрогнули и застонали на каменных стержнях окрестные утёсы, зловещим гулом удар прокатился по всем ущельям и замер в их таинственной синеве. Оказия двинулась ещё, и с парапета главной башни ответным приветом прокатился по всей Самурской долине второй выстрел. Караул вышел и выстроился у ворот…
— А батюшки нет? — тревожно спросила Нина, обращаясь к Незамай-Ко́зелу, как он уже теперь перекрестил себя.
— Нет-с, они внутре-с.
— Как?
— Внутре-с, Потому что по долгу службы они не должны-с поддаваться непреоборимому движению жаждущего сердца. Они спервоначалу примут рапорт от капитана Свистунова, поздороваются с солдатами, а потом уже обратятся к исполнению сладчайших обязанностей.
— Я этого не знала.
— Где же вам. У вас этому не учили, — нежно проговорил он и вдруг наклонился к тарантасу. — Нина Степановна!..
— Чего вам?
— Вы неприлично поняли мою фамилию.
— Как неприлично?
— Не Козе́л, а Ко́зел — Незамай-Ко́зел. Так у нас и по документам значилось, да негодяи-писаря ударение перепутали, и вышла неприличность… Но я всегда могу восстановить.
Кнаус в это время вздумал было поправить свою пострадавшую репутацию и из хвоста колонны вынесся вперёд, гарцуя на кабардинке, но увы, не мог остановиться в воротах. Конь знал, какая рука управляет им и, почуяв впереди прелесть покоя в крепостной конюшне, выкинул две лансады передом и задом, так что несчастный потомок тевтонских рыцарей потерял папаху и с отчаянием утопающего схватился за луку, припав к шее лошади, как к лучшему другу. Конь не оценил этого и, бешено вскочив в ворота, проскакал до конюшен и остановился, тяжело храпя и нервно поводя тонкими ноздрями… Нина в это время не выдержала. Она выскочила из коляски и бросилась вперёд.
— Где отец, где батюшка?
Брызгалов. и тут себя не выдал. Глаза его были полны слёз, грудь подымалась порывисто, но он сдержался, выждал командира оказии и принял его рапорт.
— Всё ли благополучно?
— Всё, г-н комендант.
— Не было ни больных, ни нападений на пути?
— Никак нет-с, г-н майор.
— Здорово, ребята!
— Здравия желаем, ваше высокоблагородие!
Брызгалов обошёл фронт, зорко осматривая солдат.
— Здорово, казаки!
— Здравия желаем, ваше высокоблагородие!
— Ну, добро пожаловать! Отдохните, почиститесь, а завтра назад с Богом…
Только теперь он вдруг обернулся к Нине, смотревшей на него широко открытыми глазами.
— Батюшка, неужели это вы?.. Седой какой!..
И она замерла в сильных руках старого майора.
Тот всмотрелся в её глаза…
— Совсем мамины!.. — и зарыдал, уже забывая, что около стоят чужие.
Кавказские солдаты того времени, впрочем, жили душа в душу со своими командирами. По многим лицам из них тоже катились слёзы. И они ещё грознее хмурили брови, чтобы не выдать волнения. Тем не менее все глаза были устремлены на девушку. Некоторые здесь знали её мать и думали, недвижно стоя в строю, такая же ли будет для них добрая и ласковая эта красавица-девушка. Нина только теперь сообразила, что она не поцеловала отцу руки, и порывисто сделала это. Старый воин, одичавший в Самурском укреплении, отдёрнул было руку и сконфуженно проговорил:
— Что ты, что ты!.. — и потом, опять пристально всмотрясь в неё, прибавил. — Совсем, совсем такая, как мать!..
Его любящему сердцу покойница казалась лучше и прекраснее всех женщин на свете.
— Если и душа у тебя такая!..
И он, не кончив, обернулся к офицерам и официально проговорил:
— Господа офицеры, прошу ко мне закусить, чем Бог послал, и юнкеров тоже.
Только у себя дома он горячо пожал руку Свистунову и поблагодарил его за заботливость о его дочери во время четырёхдневного пути.
— Помилуйте, Степан Фёдорович, да такой приятной оказии у меня ещё до сих пор не было.
Нина быстро привела себя в порядок, и не успели ещё офицеры снять с себя шашек и отряхнуться, как девушка вышла к ним. В то же время и денщик Тарас показался в других дверях.