Их хата была слишком мала для танцев, и дело закончилось тем, что они натолкнулись на табурет, чуть не опрокинув его на пол. Остановились, тяжело дыша. Поцеловаться не успели: дети, словно почувствовали, что без них происходит что-то интересное, тут как тут явились и застыли в дверях.
– Мы танцевали, – улыбнулась им Нина.
Петр присел, раскинув руки для объятий, и поманил детей, хотел прижать их к себе, разделить с ними радость.
Они и шага навстречу не сделали! Постояли, посмотрели и убежали. Петр поднялся.
– Петя, детки тебя уже приняли, только сами не подозревают об этом, – заговорила Нина.
Приняли, как же, маленькие упрямые ревнивцы! Но ему что, сыты и ладно.
– Я подсмотрела, как Яша гимнастику твою пытается делать. Копирует тебя, – убеждала Нина.
– Я предложу ему вместе со мной заниматься! - обрадовался Петр.
– Нет-нет. Ни в коем случае! Ты что! Яша тогда прекратит. Он ужасно хочет быть самостоятельным. Еще и стеснительный. забоится, что Ниночка его засмеет.
Это аргумент. Атаман, если бы затеяла гимнастику за ним повторять, всем бы надоела с разъяснениями пользы и правильности своего занятия. А того, что Яша первый додумался что-то делать, она ему не простит, пристанет как репей и задразнит.
Нина восхитилась, как хорошо он танцует.
– Еще бы, – рассмеялся Петр, – Обязательные занятия в училище. Никому не позволяли отлынивать, только тяжелобольных освобождали. Все таковыми время от времени и сказывались. Мне вот не удавалось разболеться.
– А еще, – стал вспоминать он, – нас в театры часто отпускали. Хороший повод для законной отлучки. А я, и правда, ходил слушать. С удовольствием. Спроси, я тебе либретто любой оперы перескажу! Ты любишь оперу?
– Я полюблю, раз тебе нравится, – извиняющимся тоном ответила Нина. – Я последний раз в театре была еще до рождения Яши. Потом все как-то не случалось. Но я полюблю!
Хозяйство, где теперь работал Петр, опустошила гражданская война. Раньше тут разводили знаменитую стрелецкую породу. Любимицу офицеров кавалерии царской армии. Увы, поголовье стрелецких лошадей было полностью уничтожено. Но на конезавод собрали уцелевших чистокровных лошадей других пород. Откуда только не привозили реквизированных коней. С ипподромов, из бывших помещичьих усадьб. И выращивали для нужд Красной армии. Поэтому паек сотрудникам был сказочно хорош. Первый раз выдали хлебом. А второй раз Петр получил полбутыли подсолнечного масла. Нина глазам своим поверить не могла. Открыла пробку и дала всем вдохнуть душистый запах.
– Пир горой! – решила. – Гуляем?
Петр кивнул. Нина налила в миску немного масла, разбавила водой, посолила, помешала, покрошила луковку. Дети, затаив дыхание, наблюдали за этими манипуляциями. Нина выдала им по скибочке хлеба. Дети макали ломтики в тюрю, жевали и жмурили глаза, как котята, лакающие сметану. Петр с Ниной доели остатки лука с чудесным запахом масла.
Поздней осенью Петру выдали мешочек муки. У них оставались яблоки, плимутроки неслись исправно, и Нина решила испечь шарлотку. По такому поводу кукла, чей чепчик дал имя пирогу, тоже присутствовала за столом.
Зиму семейство пережило более-менее благополучно.
Весной в стране грянули перемены в отношении крестьянства. Продразверстку заменили натуральным налогом. Комнеселы объявили организациями государственной важности. Однако лето выдалось засушливое. Чуда не случилось – урожая не было. Деревня зиму ждала уныло.
Петр уговаривал Нину уехать. Он даже предлагал попытаться покинуть страну. Нина воспринимала такое предложение с ужасом. Говорила, что слишком много неизвестности.
– Хорошо, – настаивал Петр, – давай просто переберемся в город. Мы здесь чужие. Никто не понимает, почему с нас не берут налоги, как мы сводим концы с концами. Всем ведь не объяснишь, что у нас нет имущества, дом не наш. Озлобленный народ при первой же возможности отыграется на нас. Я видел, как это бывает.
Конечно же, он видел. Кровь до сих пор стыла в жилах от одного воспоминания. Но Нине рассказать такие подробности он не мог. А она не понимала.
– От добра добра не ищут, – упорствовала Нина, – здесь у тебя работа и паек, маленький, но огородик, а самое главное – мои плимутроки.
Она с такой наивной гордостью сказала «мои плимутроки», что Петр сдал позиции. Нина перешла в наступление:
– Опять же - крыша над головой!
Но как раз это она сказала зря. Петр считал Григория ненадежным. И ждал от него подвоха. Сегодня он позволяет снимать хату, а завтра это жилье ему понадобится, и он откажет им. В любую минуту. Без предупреждения.