– К вашим услугам! – Петр слегка поклонился и повернулся к нетерпеливо переминавшейся с ноги на ногу Верочке. А тут и брат ее подошел. При нем девушка молчала, только обжигала Петра взглядом. И румянец не сошел с ее нежных щек.
Состав подали. Нахлынула толпа.
– Прощайте, – только и успел сказать Петр друзьям, и его занесло людским потоком в вагон.
Молодая женщина с детьми то ли была опытной путешественницей, то ли ей повезло, она ухитрилась занять нижнюю лавку. Петра зажало распаренными от давки телами совсем рядом. Женщина сказала что-то детям. Мальчик недовольно нахмурился, но дети подвинулись. Девочка ладошкой «держала» место, пока женщина знаками показывала Петру, что он может сесть. Он не заставил себя упрашивать.
Ехали они молча. Петр задумался. Он вспомнил, как смотрела на него Верочка. Мог бы остаться и разделить с ней новую жизнь. А у него даже не шевельнулось ничего внутри. Совсем выгорел за эти годы? Горка пепла вместо души?
Мальчик расстегивал свое пальто. Женщина уговаривала его это не делать – сквозняки. По ногам так и дует! Он упорствовал, снимая пальто, толкнул девочку, она схватила его за волосы и задела локтем Петра. Женщина шепотом просила их вести себя прилично. Дети притихли, но ненадолго.
Под вечер девочка что-то заканючила. Женщина увещевала ее, увещевала, потом смирилась и открыла тот самый баул, что спас Петр. Извлекла из него ...подушку. «Память?» – непроизвольно улыбнулся Петр.
Женщина поменялась с детьми местом: положила им подушку в угол лавки, а сама пересела к Петру. Дети завозились, устраиваясь. Никто не хотел ложиться с краю. Мальчик исподтишка дернул девочку за косичку. Она вскрикнула и забралась к женщине на колени. Обняла и прижалась. Петр совсем рядом слышал ее обиженное сопение. Мальчик высунул голову и, кажется, показал язык. И все это в тесноте вонючего вагона! Дети...
Наконец, они затихли. Женщина устроила спящую девочку рядом с мальчиком.
Сама она сидела не шевелясь, но Петр по ее прерывистому дыханию догадался, что она не спит. Он, не зная, как заговорить, заерзал на месте. Соседка попыталась отодвинуться, места больше не было.
– Простите, – сказала шепотом. – Мы весь день доставляем вам неудобства.
– Что вы! – у него появился шанс познакомиться. – Позвольте представиться – капитан Кедрин. Петр Ильич.
– Нина Ивановна Щербицкая.
– Очень приятно.
Девочка зашевелилась во сне, села и спросила:
– Поезд остановился? Дальше не пойдет?
Потерла глаза и опять улеглась.
– Всю ночь куренного атамана одолевали вещие сны, – улыбнулся Петр.
Нина тихонько засмеялась:
– Это откуда, Гоголь?
– Нет. Само придумалось. Только что.
Смеялась она теплым домашним смехом.
Он кивнул на спящих:
– Ваша сестра?
– Ниночка? Дочка.
У него вырвалось:
– Сколько же вам лет?
– Двадцать восьмой уже, – ответила она все с тем же милым смехом. – Нине девять, а Яше десять. Они у меня погодки.
– А я думал, что девочка старше мальчика.
– Ой, не наступайте на больную Яшину мозоль, – улыбалась Нина. – Никак не может пережить, что сестра выше ростом. Да еще и командовать им любит.
– Я это заметил. Атаман просто. Как мой бра...
Поезд дернулся и рывками стал тормозить. Петр поднялся, оторвал доску от заколоченного на зиму окна. Проверил – оно открывается. В случае чего – выберется. Пассажиры тут же заворчали, что и так дует, а некоторым буржуям, понимаешь ли, жарко. Поезд набрал ход. Петр сел.
– Господи, – с чувством сказала Нина, – Скорей бы все это закончилось, весь этот ужас. Все равно как, лишь бы побыстрее.
Петр молчал.
– Так вы до Харькова, – Нина не спросила, сказала.
Он кивнул. И поинтересовался:
– А вы?
– В село Вербилки перебираемся. Не доезжая до Харькова. Мы там раньше жили, муж учителем работал. Теперь его брат нашел нам хату.
– В село? Зимой? Сумасшествие.
– В Киеве хуже. Может, хоть в селе выживем.
Теперь она молчала. Угрюмо. Он это понял по тому, что ее тихое дыхание походило на подавленное всхлипывание. Петр не стал продолжать разговор. Отпустил же их муж одних в такую опасную дорогу. Видимо, он сам уже на месте или приедет позже. Наверное, очень любит, если дочку назвал в честь жены...
Петр резко проснулся. В освобожденное от досок окно пробивалось утреннее зимнее солнце. Свежая бодрая Нина улыбнулась приветливо. Петр взглянул – дети спали.
– Своих еще нет ребятишек? – спросила Нина.