– Господи, – запричитала Нина-большая. – Горе ты мое.
Она посадила дочку к себе на колени, прижала к себе, слегка покачивая. Яша с порога наблюдал за всей сценой. В проем дуло.
– Закрой, пожалуйста, двери, – попросил его Петр.
Яша закрыл, но с ворчанием. У Петра голова раскалывалась от услышанных за сегодня детских голосов.
– У вас каждый день приключения? – спросил он в сердцах.
А Нина поняла его по-своему:
– Нет, мы в Вербилки обычно только на лето приезжаем. Сначала ездили из Харькова. В прежние времена это было одно удовольствие. Но вы правы, с каждым разом это все больше и больше приключение. Особенно из Киева и сейчас.
– Аша зял без спроса! – девочка с трудом шевелила губами, но на брата наябедничала.
Нина отобрала у него фляжку Петра. Залюбовалась выгравированным гербом на одной стороне и вензелем ПИК на другой. Вернула.
– Старший брат подарил, – вздохнул Петр. – На выпуск из училища. У него такая же была, мы с младшим завидовали. Вот он и заказал в подарок.
– Памятная вещица. А где сейчас ваши братья? – спросила Нина.
– Я не знаю...
Она дотронулась до его руки.
– Нам вот лучше. Много родни. Сестра у меня под Харьковом. В деревне. Мама в Киеве. Митин брат здесь.
– А почему же ты тогда плакала? Говорила, что мы никому не нужны? – хмыкнул Яша.
Нина вспыхнула и велела им готовиться ко сну. Засуетилась. Петру она постелила на лавке.
3
Утром Петр проснулся, а дети уже встали. Они ходили за ним следом хвостиком и во все глаза наблюдали, как он делает гимнастику, потом бреется. Даже слова не проронили. Петр наслаждался тишиной, пока не оглянулся на Нину. Тоже замерла и смотрит.
Нина смутилась и отвела взгляд. Он чуть не порезался.
– Ваши вещи в углу, я сняла и сложила, – показала она.
– Акуловна сказала, что рубаха дырявая, а исподнее, надо же, шелковое, – доложила ему девочка.
– Ни-на! – прошептала женщина.
Петр и не знал, что умеет краснеть.
– Так и сказала, – подтвердил мальчик. – А еще сказала: "Офицерье недобитое, вернется мой Ленчик и всех перестреляет".
– Я-ша! – Нина закрыла лицо руками.
Петр выглянул в окно. Плетень между домами был повален на землю. Петр решил, что надо бы починить. От собак и акул.
– Не обижайтесь, у нее жизнь тяжелая, – принялась объяснять Нина. – Из семи детей выжили только старший и двое самых младших. Мужа убило на фронте. Тут то одни войска в Вербилках, то другие. Не знаю которые, но в прошлом году тиф сыпной занесли. Младшие заразились и умерли. Старший ушел с красными. Она одна.
– Ничего она не одна, – встрял Яша. – К ней пришла и живет бл-дь. Вот с таким пузом, – показал он руками.
Лицо у Нины от бранного слова пошло красными пятнами.
– Вот тебе мыло, – дал Яше брусок Петр и велел строго: – Подойди к рукомойнику и помой с ним язык. Быстро!
Яша заплакал. Нина вскочила. Яша швырнул мыло и забился в уголок плакать. Нина-маленькая перевела испуганный взгляд с мамы на брата и пошла утешать Яшу.
– Петр Ильич! – сердитым шепотом стала отчитывать Петра Нина, убедившись, что дети не слышат. – Яша еще ребенок! Он не знает значений слов! Сказал бы и забыл! А теперь он может запомнить! И вообще...
– Хорошо, Нина, простите, – Петр махнул рукой и пулей выскочил на улицу смотреть, что там можно сделать с плетнем.
Он поступил ровно так, как следовало! Ну что Нина не видит, что Яша вполне догадывается о значении слова и просто проверяет реакцию взрослых. А раз он это делает, то нужно не рассусоливать, а строго дать понять, что в приличном обществе такие слова не то что вслух, но даже мысленно не употребляют!
С другой стороны, он Яше не родитель. Не имеет права вмешиваться. Петр оглянулся на хату. Смотрят. Оба. Прилипли носами к стеклу. И Яша, и Нина-маленькая, невзирая на свою прокушенную губу.
Петр поднял, укрепил плетень и уже развернулся уходить, как услышал резкий голос. В соседнем дворе молодая баба выливала помои, а женщина постарше громко крыла ее матом. Да уж, тут кто угодно догадается о значении слов: Акуловна подробно перечисляла прегрешения молодухи. Петр понял, что девушка объявила, что беременна от Ленчика, идти ей некуда, родители выгнали, и она остается у свекрови. Акуловна ее оставила, но донимала.
Молодая пошла в дом, а Акуловна заметила Петра и направилась к нему. Он выслушал ее мнение об армии и других кровопийцах.
– Прошу вас при Нине Ивановне и детях больше грубо не выражаться, – грозно сказал ей Петр в конце ее тирады.
Развернулся и пошел. Он слышал, как после небольшой паузы Акуловна завозмущалась. Но не матом. Поднял глаза – на крыльце стояла Нина в своем белом платке поверх платья и странно на него смотрела. Он не понял, одобряет она его или осуждает, и сердито заметил: