Ну уж нет!
– Я не служил с 16-го года, с плена. И у меня есть второе образование, – Петр положил на стол бумагу.
– Що цэ такэ? – удивленно покрутил ее в руках человек за столом, приподнялся и передал другим.
– Это по-каковски? – открыл рот Степан.
– По-немецки, – ответил Петр, – диплом германского университета об успешном окончании курса по сельскому хозяйству.
– Спец, значит, по сельскому хозяйству, – вернул Степан Петру бумагу. – Это хорошо. Разберемся. Доложим.
И отпустили.
На крыльце Петр сказал Нине, у которой все еще пылали щеки:
– Наверное, вам лучше не иметь такого постояльца.
– Вы хотели сказать сожителя? – уточнила Нина, возмущенно фыркая.
– Простите, вам из-за меня пришлось пережить такое унижение... – начал Петр.
– Сочла за честь, Петр Ильич!
Он посмотрел – она серьезно.
– А замуж за меня пойдете? – вот так неожиданно и вырвалось.
И все решилось.
– С радостью! – ответила Нина.
Тему продолжить не удалось. Нина ойкнула, что дети остались одни без присмотра, и быстро поспешила домой. Петр за ней. А он про детей совсем забыл. С этих станется чего натворить. Однако Яша с Ниной-маленькой на удивление сидели тихо. Вид, правда, был у них взъерошенный. Но Нина выяснять не стала, что произошло. Достала из баула с «памятью» фотографию, положила на стол перед Петром:
– Митя.
Ушла к печке, загремела горшками.
На Петра напряженно смотрел темными жгучими глазами молодой человек в форменном пиджаке. Черные как смоль прямые волосы не зачесывались на бок, падали косой челкой на лоб. Вытянутое лицо. Прямой нос. Вот на кого похожи дети.
– В здании, где вас допрашивали, раньше находилась школа, – заговорила Нина. – Вот этого самого Степана Митя когда-то научил читать.
Голос у нее дрогнул, Петр испугался, что она сейчас заплачет, и пошутил:
– Хорошо, что не по-немецки.
– Почему? – удивилась Нина. – Что-то не так с документом?
– Все так. Просто там написано, что моя специализация в сельском хозяйстве – пчеловодство. Вряд ли бы это прозвучало значимо.
Они рассмеялись. Их обоих отпустило после пережитого. Потом Нина удивилась:
– А когда вы успели еще и университет закончить?
– В плену.
На ее немой вопрос пояснил:
– Отношение к офицерам было очень лояльным. Отобрали оружие, поселили в казармы. Но передвижение свободное. Только проверка и перекличка. Не мог же я целыми днями сидеть в казарме, играть в карты. Взяли с товарищем курс в ближайшем университете.
Нина изумленно помолчала. Спросила:
– А почему вдруг сельское хозяйство?
Петр улыбнулся:
– Решил выучить то, о чем понятия не имел, раз есть возможность. А если серьезно, то сомневался в своем уровне немецкого, взял предметы, на мой взгляд, попроще.
– Значит, в плену было не тяжело? – подняла на него глаза Нина.
Петр вздохнул, вспоминая.
– Тяжело. Особенно морально тяжело несмотря на то, что нам разрешили церквушку построить и посылки через Швецию доставляли. Но как же давила неизвестность. Вся эта непонятная ситуация в России. Отсюда шли очень странные известия. Ощущение несвободы оптимизма не прибавляло.
– По возвращении вы воевали?
– Само собой! - он посмотрел ей прямо в глаза. - Как я мог иначе?
Она взгяда не отвела, понимающе кивнула.
– Мама! – встряла Нина-маленькая, которая подошла к столу, скользнув равнодушным взглядом по фотографии отца. – Покажи свою карточку!
– Да ну, – Нина засмущалась, но достала. – Вот, перед отъездом из Киева сделала. Подумала, что от Мити осталась одна-единственная фотография, еще тех времен, когда за мной ухаживал. А моих нет вообще. Вдруг что-нибудь случится. Все же детям память.
Улыбающееся лицо, все та же кокетливая шляпка на затылке.
– Красивая, – восхитился Петр.
Нина сделала вид, что это о шляпке, и начала оправдываться: дескать, шляпка эта с незапамятных времен, первого года замужества покупка.
Ночью, когда дети уснули, Петр не дал Нине уйти к себе, взял за руку. Она глянула в сторону печки.
– Спят, – сказал Петр.
Она молчала. Он отпустил ее руку.
Нина сама к нему прильнула:
– Кто-то из нас сошел с ума.
– Разве? – улыбнулся он. – Ни-на!
4
Они лежали обнявшись. Нина рассказывала нехитрую историю своей жизни. Училась в гимназии. Рождественский городской бал. От кавалеров отбоя не было. Заметила, как испепеляет взглядом всех, кто к ней подходит приглашать, самый неуклюжий. Он и танцевать-то толком не умел. Наконец решился заговорить. Познакомились. Дежурил под окошком. Присылал записки и цветы. Она учебу забросила, а ведь была отличницей. Но когда ты – смысл существования для другого, разве можно о чем-нибудь еще думать? Ждала и выглядывала на улицу: придет сегодня – не придет. Мама потом говорила, что нехотя благословила. Боялась, что все одно к нему сбежит. А он из совсем простой семьи. Единственный из всех выучился. На учителя. Увез ее из Харькова от родителей в Вербилки. Через девять месяцев после венчания родился Яша. И как начал болеть! Она с ним и в Харьков к докторам ездила, и в Киев. Затем кто-то подсказал в Лавре заказать молебен у мощей преподобного Феодосия Печерского. Вернулась в Вербилки. А она, оказывается, Ниночкой уже беременна. Митя все говорил, что если доченька, то непременно Ниной назвать, чтоб такой же красавицей выросла. Родилась Нина. Не прошло и полгода, как выяснилось, что у Мити чахотка. Она себе простить не может, что пришлось от себя детей оторвать, отправить их к бабушке, но она очень боялась, что они заразятся. А за Митей уход нужен был. Но разлучалась с детьми ненадолго, Митя же умер вскорости. Вот и все.