— Дело ясное, что дело темное, — отшутился Анапрейчик и стал собираться уходить.
— Вы идете? — обратился он к Ольге Осиповне. — Надеюсь, вы не рассердились на меня, как Иван Михайлович?
— Чего мне на вас сердиться! — усмехнулась Ольга Осиповна. — Но выходить отсюда нам вместе, вероятно, не следует. Люди теперь зоркие, могут бог знает что подумать.
— И то правда. Но я вас все-таки подожду: есть один деликатный вопрос.
Попрощавшись со всеми, Анапрейчик направился к двери.
Нина вышла проводить его.
— Дядя Вася, — задержалась она в сенях дома, — вы, пожалуйста, не сердитесь на дедушку.
— Да бог с ним, чего мне на него сердиться. Ему самому нелегко.
— Да, да. Мучается он сейчас: идти на работу или не идти? А тут еще и вы поддали жару.
— Ах вот оно что! Ну, ну, пусть еще подумает, это не мешает, никуда не денешься.
Анапрейчик направился было к выходу, но Нина снова задержала его.
— Скажите, дядя Вася. Правда, что немцев разбили под Москвой, или это только слухи, как вы думаете?
— А почему тебя это интересует?
— А как же! Если наши и вправду будут так наступать, может статься, через месяц-полтора отобьют Ленинград. А там ведь моя мама…
— Ну, так я скажу тебе больше, чем другим. Говорят, будто наши наголову разгромили под Москвой пятьдесят немецких дивизий. Я думаю, что вскоре от Ленинграда фашистов погонят.
— Боже мой! Быстрей бы только!
— Можешь быть уверена. Так оно и будет… Ну, бывай здорова!
VII
Лидия Леопольдовна сегодня прихворнула. Донимала боль в пояснице. За картофелем в погреб полез дед. Долго возился, глухо кашлял, ворчал. Потом вылез наверх и зло накинулся на жену и внучку:
— Вы почему молчите? Картошки-то у нас кот наплакал. На исходе вся.
— Да я же говорила тебе, — простонала Лидия Леопольдовна.
Иван Михайлович, насупясь, помолчал.
— Что же будем делать, старая? Что будем есть, когда кончится картошка?
— Не знаю. Люди ходят по селам, меняют вещи.
— Не надежное это дело. Стары мы с тобой, чтобы мыкаться по дорогам, дразнить деревенских собак. А потом, надолго ли хватит наших вещей? Может, поискать все-таки работу? И деньги будут, и паек.
— А что люди скажут?
— А что люди? Их добрым словом сыт не будешь.
— Зато стыда нахлебаемся вдосталь.
— А-а, — отмахнулся дед, — о чем ты говоришь?
Нина не удержалась.
— Дидусь, а может, недолго продержатся оккупанты? Наши ведь вправду наступают.
— Как бы не так, — язвительно заметил дед, — наступают, да не в ту сторону.
— Почему не в ту? — возразила Нина. — Наша армия под Москвой пятьдесят немецких дивизий разбила и идет без остановки на запад.
— Кто это тебе сказал?
— На улице слышала.
— Все это враки. Если бы под Москвой в самом деле такую силу разгромили, мы бы уже почувствовали это. Да, вишь, не чувствуем почему-то.
Нина задумалась: может быть, дедушка прав? Если бы дело обстояло так, как говорил Анапрейчик, фронт уже придвинулся бы к Щорсу. Но ничто не говорит о его близости. В городе какая-то тяжкая, затаившаяся тишина.
Выпив чаю, Иван Михайлович отправился в город, но вскоре вернулся и стал копаться в каких-то бумажках в письменном столе. Потом снова ушел. Пока Нина хлопотала по хозяйству и ухаживала за больной бабушкой, дед несколько раз куда-то уходил. Нина, конечно, не допытывалась, куда и зачем он ходит: мало ли у него забот. Но когда он вечером пришел под хмельком, сразу догадалась, что это неспроста.
Лидия Леопольдовна тут же накинулась на деда:
— Ты что, совсем с ума спятил?
— Ч-ш-ш. Молчок, молчок, старуха.
— Да как я могу молчать! — разгневалась Лидия Леопольдовна. — У тебя язва желудка. Ты что, погубить себя хочешь?
— Не сердись, Лида. Есть причина.
— Пропади они пропадом, твои причины, если ты должен из-за них пить эту гадость, травить себя!
— Не правда, не правда, — с удивительным спокойствием возразил дед. — Самогон был первый сорт. Чистый, как спирт. А спирт, сама знаешь, даже желудочным больным пить рекомендуется.
— Детей постыдись, старый дурень. Да подумай, что будет с ними, если кого из нас не станет.
— Говорю тебе: была на то причина. Работу нашел, потому и выпил.
Лидия Леопольдовна, Нина, даже Толя изумленно глядели на деда.
— Что вы уставились на меня? — взъерошился старик. — Не верите?
— Да нет, почему же… — Лидия Леопольдовна пожала плечами. — Верим… Как же не верить, если ты такой веселый.