Враг зверствует перед своей гибелью. Не бойтесь фашистских угроз, идите в партизаны! Делом докажите, что мы не приостановим борьбы до тех пор, пока последний фашист не ляжет костьми, пока не восторжествует наша победа.
Нас зовет к этому кровь замученных братьев. Нас обязывает Родина, партия, благословляет земля, политая кровью нашего народа.
Кровь за кровь, смерть за смерть!»
Она прочитала листовку раз, другой, потом спрятала ее между книгами и долго стояла у окна, глядя на улицу, сосредоточенная, полная решимости, не по летам серьезная.
Скорей бы приходил Володя! Скорее!
Но в этот вечер она так и не увидела его. Часа три ждала, прохаживаясь возле калитки то на улице, то во дворе. Потом с каким-то удивлением вдруг поняла, что уже глубокая ночь: почувствовала, что замерзла, и пошла в дом.
«Где же Володя? Почему он не пришел? Неужели наскочил на патруль? Ведь при нем листовки… Что будет? Что делать?»
Мучительно тянулись часы. Нина ворочалась на постели, вставала, ходила по комнате, тихонько выходила во двор, выглядывала на улицу. Присматривалась, прислушивалась, надеясь если не увидеть, то хоть услышать, как крадется вдоль забора Володя.
Но тьма молчала. Ночь оставалась глухой, тишина нерушимой.
Когда девушка наконец вернулась в дом, был четвертый час утра. «Уже и до рассвета недалеко», — мелькнула горькая мысль. Не раздеваясь, она тяжело опустилась на кровать.
Где же он может быть? Неужели и вправду схватили немцы? А может… может, обманул? Дал ей одну листовку, а все другие сам пошел расклеивать по городу. Побоялся за нее. Она ему, конечно, не простит этого. Но уж лучше пусть будет так, чем иначе…
Уже светало, когда Нина забылась тяжелым, тревожным сном. И едва Лидия Леопольдовна скрипнула дверью, она сразу проснулась:
— Кто-нибудь пришел?
— Нет, — тихо ответила бабушка, — уже пора вставать: тебе же сегодня идти в клуб.
Да, да, конечно, она помнит… Сегодня надо идти в клуб. Нина сонно протирала глаза. И вдруг гулко и быстро забилось сердце. Никто не приходил! За окном уже белый день, и никто не приходил! Володя не приходил!
Девушка моментально вскочила, села на кровати. Что же на самом деле произошло? Не пришел вчера, не пришел сегодня…
Нина торопливо поела и быстро собралась в клуб.
— Ты сегодня уже начнешь репетиции?
— Не знаю, бабуся. Как Тина Яковлевна скажет… Ну, я пошла.
— В добрый час, внученька!
И дома, и по дороге в клуб тревога тяжким камнем давила на сердце. Но все же теплилась надежда… Была она то маленькой, едва тлеющей искоркой, такой маленькой, что казалось, блеснет сейчас в предсмертной судороге и угаснет; то неожиданно, словно под благодатным ветерком, набирала силу, робко разгоралась. И несмелый этот, дрожащий огонек придавал Нине какие-то силы, грел остуженное печалью сердце.
Она вдруг поверила, что вот сейчас перейдет железнодорожную линию, войдет во двор клуба и встретит Володю: он обязательно выйдет к ней навстречу. Он понимает, что виноват перед ней. Будет извиняться. Что ему ответить? Ведь он не такой, как другие, он хороший, очень хороший. Сейчас улыбнется и скажет: «А почему так поздно? Уж мы тут ждали, ждали да все жданки съели». Он любит встречать ее вот так, шутками-прибаутками. На людях ли, без них у него всегда найдется для нее веселое, ласковое слово. И веселое, и остроумное, и приветливое.
Но почему же его все-таки не видно? И в клубе тихо…
Она открыла дверь. Ей навстречу кинулись подружки.
— Ниночка, ты слышала? — Они обступили ее испуганным, встревоженным кружком. — Говорят, ночью немцы схватили Володю Янченко и расстреляли…
Нина оцепенела, уставилась на девушек широко открытыми, потрясенными, полными ужаса глазами. Потом опустила голову и едва слышно прошептала:
— Да как же это? Боже мой!
Она не выдержала. Из глаз брызнули слезы, без сил опустилась на стул, закрыла лицо руками.
Девушки пытались успокоить Нину, но она не слышала их, неотступно думая только об одном. Как это может быть? Только вчера видела Володю. Его могли арестовать, когда он шел к ней… Но расстрелять? Когда же, за что?.. Листовки?..
Она подняла глаза:
— За что же?
— Никто толком не знает. Люди видели, как немцы вели его на рассвете в лес, и вскоре послышались выстрелы. Говорят, будто немцы искали еще какую-то женщину по фамилии Янченко.
Нина смотрела перед собой неподвижным, словно ничего не видящим взором. Глаза ее сухо блестели. Ей хотелось бежать отсюда, но она продолжала сидеть на стуле, чувствуя какую-то страшную вялость в ногах. Она боялась, что это увидят подруги, и молчала, сцепив руки на коленях.