– Глянь, что творится! Наш-то разошелся! Щас только рюмка попала, – пошел со всеми заигрывать! Зачем жену приволок тогда? И она тоже – надо ей всё это наблюдать? Сидеть здесь, как дура… Нинка тоже хороша, ладно на работе кокетничаешь, чего здесь распускаться? Коля её тоже выглядит дураком…
– Ладно, ты! Чего накручиваешь? Ничего особенного…
Знала она или не знала, что в коллективе ходили разные сплетни о взаимоотношении начальника с Нинкой в частности, но многим показались слова начальника весьма двусмысленными.
Я отодвинул прибор, положил салфетку на стол, и с интересом продолжил наблюдать за спивающимся народом. Все уже «отметились», но официанты услужливо подливали водку и вино, и тост следовал за тостом! Никто уже не вслушивался в суть произносимого, да и сами «ораторы», поняв, что не в силах переорать общий шум, обращались уже лично к Нинке!
Слов я не мог разобрать, говорившего выдавали лишь шевеление губ, да подрагивающий в руке от волнение бокал. Сидящие рядом, всё-таки что-то слышали, кивали головами, улыбались, затем дружно чокались и выпивали.
Выпивали охотно и до дна! От выпитого исчезло начальное смущение. Голоса зазвучали громче. Теперь говорившие забывали, кому они произносят речь, и с чего начали своё выступление, вступали в полемику с сидящими напротив; кто-то с мест выстреливал фразой: «Выпьем!», в ответ раздавалось протяжное: «Тостующий пьёт до дна-а-а!»
Тостующий обрывал речь, пьяно махал рукой, ободряюще кивал Нинке, и, переворачивал во внутрь содержимое бокала.
Гомон нарастал. Включили музыку. Грохот чёрных корытообразных динамиков нарастал и вскоре уже оглушал, заставляя вибрировать внутренности, со всем их содержимым.
Танцевать, – то есть топтаться, изображая танец, – я наотрез отказался и сидел, с немалым любопытством продолжая глазеть. Организаторы угадали. Репертуар из девяностых «бил», что называется «в точку»! Народ неистово плясал.
«Людям нравится то, что возвращает их к временам, когда все мы были «в соку», – заключил я про себя, – тогда «два кусочека колбаски» пели хором, пританцовывая под хриплый вой динамиков. И вот оно все вновь! Музыкой нас вернули в молодость! Как приятно вспоминать «былые подвиги», шлепая подошвами и стуча каблуками по паркетному полу!»
Но, глядя на знакомых мне с молодости людей, – в этом зале, на этой вечеринке, – рассматривая лица, фигуру, одежду, – в которой эти люди пришли, – я не мог отделаться от мысли, что произошел провал времени, что они как-то все резко постарели.
Причем, – все и разом!
«Я-то, такой же вот, как и раньше, а они – постарели!» Меня так позабавила эта мысль, что я, понимая всю абсурдность умозаключения, всецело предался наблюдению за коллективной попыткой людей отравиться в этот вечер алкоголем и наполнить сознание иллюзиями былого.
Разрушение временем было заметно во всем: в расплывшихся и огрузневших фигурах, в деформированных суставах ног, которые уже не выносили шпилек, а могли себя чувствовать более-менее комфортно только в растоптанных мокасинах, напоминающие тапочки; в дряблости кожи, в оплывших плечах и предплечьях, дряблой шее и висячих двойных и тройных подбородках. Оставались только глаза, – глаза не изменились!
Глаза были теми же, молодыми, живыми и выразительными, что и раньше, выставляющие на показ еще не остывшие, желания и страсть.
Следя за выражением этих «зеркал души», можно было увидеть, что душа их обладателей еще не лишена самых буйных фантазий и что все впечатления молодости еще живы.
– Ну что ты не идёшь танцевать? Что ты меня не приглашаешь? – вопрошала жена.
– Слушай, какой из меня танцор? Топтаться в кружке со старыми тётками?.. Бр-р-р!
– Ну тебя! А я пойду, разомнусь… – жена выбралась из-за стола и пошла в круг танцующих.
Теперь, уже никто не мешал мне беззастенчиво смотреть на публику. Я налил в бокал красного сухого вина, подцепил пару кусочков сыра и буженины, и стал азартно наблюдать, наслаждаясь выпивкой и закуской.
Играла громкая музыка. Я жадно смотрел, схватывал и оценивал каждую мелочь: подмечал неловкие жесты официантов, снующих между столиками; наблюдал за танцующими, оценивающе окидывал наряды, внешность тех, кто топтался под ритмичную музыку.
Женщины ревниво оглядывают друг друга, бросают взгляд на располневшие бедра и жирные складки на боках танцующих подруг. Может от этого, – от осознания своих физических недостатков, – многие не решались выйти «потоптаться» в проходе, под зазывные ностальгические хиты.