Засунув трусики в карман халата, Нина стояла с запачканной простыней в руках и ждала, когда пациент выйдет.
– Извини, – сказал мужчина и тихо закрыл за собой дверь кладовки.
На следующий день он выписался из больницы, сославшись на неприятности в семье.Нина уволилась через месяц. Видеть она не могла эту больницу. Наверно, проработай она еще немного, и у нее завелись бы подруги из числа девочек из подвальной комнатушки и старших медсестер, ценящих ее за способность работать много, быстро и на совесть. Но некрасивый случай с потерей девственности закомплексовал Нину, и она, виня себя в дурости, стыдливо уходила от предложений попить вместе чаю или пойти на день рождения. Да и сил никогда не было: после двух подряд смен работы хотелось только спать.
Приехала Нина в деревню зимой. Зима была снежной и очень для нее тошнотной.
Устроилась участковой медсестрой и заведовала единственной на три деревни аптекой.
Деревенский врач, Елена Петровна, жила в соседней деревне. Решили, что Елена Петровна будет обслуживать два ближайших к себе населенных пункта и как врач, и как медсестра, не стесняясь не только сложный диагноз поставить, но и палец перевязать, банки поставить или клизму. А Нина, в свою очередь, не станет лишний раз вызывать врача, если пришла эпидемия гриппа или нужно вправить грыжу.Анна поняла, что дочка беременна, только когда ей об этом сказала свекровь, баба Полина. Нина по доброте душевной зашла к ней перед Новым годом.
У бабки Полины гульбанили три подружки, каждой из которых было за семьдесят. Телевизор их раздражал молодежным истеризмом, и они веселились под радио «Маяк».
На столе было все, чего не пожалели для бабулек их правнучки и правнуки. Салаты, куры, нарезка дорогой рыбы, сыры, икра… То есть всего по чуть-чуть, а праздничный стол оказался самым богатым в деревне.
Нина пришла в бабкину деревню тоже не с пустыми руками: преподнесла торт «Наполеон» домашнего изготовления и десять свежих яиц. Бабка Полина в последний год кур не держала, с утра до вечера смотрела сериалы и жаловалась на здоровье.
Нина посидела у бабушки с полчасика. Перед ее уходом баба Поля вышла в сени.
– Ты не бойся, теперь за безмужних детей стекла не бьют, все привыкшие, – сказала она тихо и добавила: – Мальчик будет.
– Я знаю, – так же тихо ответила Нина.
– Ну и с богом, – старуха поцеловала Нину в лоб. Они были примерно одного роста, только внучка в два раза крупнее.
Бывшая подружка Валентина к тому времени вышла-таки замуж за Пашку. Счастливая своей удавшейся супружеской жизнью, она не простила Нину за отказ помочь приворожить любимого и разговаривала с нею насмешливо. Родив в законном браке, она, как и большинство односельчан, со злобным осуждением косилась на растущий живот Нины.Через полтора года
Стояла жара. Сиреневые длинные хвосты иван-чая отдельными островками цвели среди высокой травы, дрожали от звона цикад и таяли в мареве своего запаха.
Посередине желтой дороги, в пыли, у старой детской коляски сидела Нина в коротком сарафане на лямках и стучала велосипедным гаечным ключом по скособоченному колесу. В коляске среди свертков и подушек развалился, мусоля сушку, жизнерадостный толстый Сашка. Он слушал голос мамы. А Нина разговаривала с небом, изредка поднимая взгляд от колеса коляски.
– Я тебя очень прошу. Пусть она доедет. Пускай она потом развалится во дворе навсегда, но пусть доедет. Сашка, слава богу, то есть тебе, толстый, и я его не дотащу со всеми этими тряпками. Помоги мне, пожалуйста.
Она перекрестилась, еще несколько секунд посмотрела в облака и перевела взгляд на землю. Еще несколько раз стукнув по колесу, Нина встала и потащила за собой коляску. Скрип от нее заглушал пение птиц и цикад. Ребенок довольно жмурился под широкой панамой и, выкинув первую сушку, засунул в рот с молочными зубами следующую.
Нина буквально затащила коляску во двор бабушкиного дома. Огород в этом году был засажен только наполовину, зато разноцветными букетами повсюду пестрели полевые цветы и сорняки. Особенно густо разрослась аптечная ромашка.
Мать вышла на крыльцо старой избы, нагнулась несколько раз в стороны, разминая поясницу. На ней был надет когда-то выходной костюм, турецкого производства. Темно-пестрый, штапельный, немнущийся – то, что надо.
Анна с улыбкой рассматривала дочь и внука.
– Вы че так долго?
– Мама, это не коляска, это недоразумение какое-то. – Нина показала руки, испачканные в машинном масле. – Я ее на себе везла.