Олег решил обидеться:
— Значит, так, капитан: вы вошли в частное владение дворянина, не представились, не предъявили в развернутом виде документ, удостоверяющий ваши полномочия, не озаботились ордером. Иными словами, вы нарушили все пункты служебной инструкции, какие только можно. Перечисленные вами нарушения караются только штрафами. Так что пришлите мне предписания о взыскании, я их изучу и оплачу, либо опротестую в суде. Сейчас же вы можете быть свободны.
— Ты что себе позволяешь, молокосос! И вообще, я сейчас говорю не с тобой!
Росомахин во время разговора старательно прятал улыбку, а майор откровенно веселился. Полицейский, входя в кабинет, проигнорировал его присутствие, и сейчас СБУшник сидел позади него с широкой ухмылкой.
— Капитан! — голос Песцова был предельно холоден. — За то, что вы сейчас наговорили, я имею полное право выгнать вас из моего дома пинками. Я даю вам последний шанс уйти самому и сохранить лицо и задницу. Даю вам пять секунд.
Полицейский оперся на столешницу широкими ладонями.
— Да что ты мне сделаешь, сопляк?
— Я отдам приказание. Дворецкий, я приказываю выпинать этого человека из моего дома и запрещаю впускать в дальнейшем.
— Господин, это потребует много энергии, — неслышно для других предупредил хранитель.
— Ничего, я добавлю. К концу недели у тебя будет почти полный накопитель.
— В таком случае я готов исполнить приказание.
Капитан был донельзя удивлен, когда пожилой с виду дворецкий ухватил его за шиворот, с легкостью толкнул к двери и добавил ускорения пинком.
Когда крики и угрозы капитана затихли где-то внизу, Росомахин, утирая слёзы, сказал:
— Вы страшный противник, Олег Иванович. Это ж надо было придумать — выпинать!
Он еще хохотнул.
— Но у вас не будет проблем из-за этого?
— Никаких, — ответил Олег. — Вот господин майор свидетель. Вы ведь записали всю беседу?
— От начала и до конца. Думаю, Пастухов будет рад послушать.
— А со мной не поделитесь?
Император Петр Четвертый орал так, что в спальне младшего принца дребезжали стеклопакеты. Непутевый отпрыск скакал по комнате в чем мать родила, пытаясь увернуться от мощного ремня с кованной пряжкой. В углу застыла бледная как мел девчонка, прикрывая наготу наспех содранной с постели простыней. В конце концов молодость уступила опыту. Голова принца оказалась прочно зажатой меж батюшкиных коленей. Петр взмахнул было ремнем, но углядел ту самую девчонку.
— Чего стоишь? Брысь!
Та, не помня себя от страха, пулей выскочила в дверь вместе с простыней.
Император замахнулся и первый двуглавый лев с хлестким шлепком отпечатался на августейшей заднице.
— А-а-а-а!
Вопль шалопая разнесся по всему жилому крылу дворца.
— Это тебе за Росомахину!
— А-а-а-а!
— Это тебе за камни!
— А-а-а-а!
— Это тебе за Песцова! За охранников! За простреленную задницу! За покушение на наследника!
— А-а-а-а!
— А-а-а-а!
В спальню заглянула супруга императора, матушка Алексея свет Петровича.
— Петенька, что ты делаешь?
Она трагическим жестом схватилась за голову.
Император приостановился. Принц получил передышку и надежду на прекращение порки.
— Не видишь, что ли? Мозги вправляю. Через уши не доходит, пусть через зад влетает!
— Но ведь это непедагогично, так нельзя!
— А девок, значит, портить можно?
— Но мальчику же нужно как-то сбрасывать энергию. Он ведь еще ребенок!
— Ребенок? — рассвирепел Петр. — Как девок охмурять, так взрослый, а как ответ держать, так ребенок? От него гимназистка бежала так, что туфли по дороге потеряла! Уйди с глаз моих, ради Предка, а то и тебе прилетит за компанию!
Супруга посчитала за благо удалиться. Слово у Петра с делом обычно не расходилось, а перспектива светить львами на филее была для неё не слишком привлекательной. Спать на животе она тоже не любила.
Чуть позже, когда экзекуция была завершена, а главный Львов чуть поостыл, собрался семейный суд: император с братьями да их жены. Ответчик, морщась стоял перед высокой коллегией и не ждал ничего хорошего.
— Давай по пунктам, — провозгласил средний брат. — Что ты, Петя, сегодня вменял этому оболтусу? Росомахину? А что с ней не так?
— Да с ней всё не так. Простолюдинок, вишь, ему мало, дворянок портить захотел. А девка несовершеннолетняя, ей даже ещё и восемнадцати нет. Ты ведь знаешь, что я должен буду сделать, если род Росомахиных потребует суда?