Он подошел и поцеловал ее. Она нехотя обняла его.
- А теперь ко мне? — поинтересовался он, отрываясь от ее губ.
Она неуверенно покачала головой.
— Прости, нет. Если серьезно, я устала и мне нужно, наконец, выспаться. По крайней мере, попытаться.
Красовский усмехнулся. Вот так-то. Умойся, Олег.
— Поехали, Сурмина. Отвезу тебя домой.
В тот вечер, когда Маша еле передвигала ноги от всепоглощающей усталости, ее сердце сжимало неясное чувство тревоги.
Предчувствия ее редко обманывали.
* * *
- Лешка-Олежка! Олежка-лежебока! — выкрикнула Полина на весь двор, жужжа и растягивая «ж» в имени Олега. Подбежав к нему, она ловко уцепилась за его крепкую сильную шею и поцеловала смачным поцелуем в щеку. — Как ты смел так долго не являться?!
Подхватив Полину, он позволил ей поболтать ногами в воздухе — это было их маленькое развлечение, тайное и с каждым годом все более трудноисполнимое.
- Полька, ну я тебя умоляю, ты же знаешь, сколько у меня работы!.. — заныл он (и это тоже была их маленькая игра).
Полина посмотрела скептически.
- Ну ладно, на самом деле, я ждал, когда уедет на гастроли Вика.
- Так я и думала, — поправляя сумку, вздохнула Поля.
Они совершенно неожиданно столкнулись на улице. Ну то есть, это для Полины неожиданно, а Олег караулил ее в восемь вечера у подъезда, шикарно прислонившись к машине и выкуривая одну сигарету за другой. Дворовые бабули, все, как одна, влюбленные в него, сидели у подъезда тихонечко, косились, перекидывались репликами сквозь сжатые губы, обсуждая его, но за окурки не ругали, потому что… Полина не успела додумать, почему, увидев, как он выбрасывает окурок в урну.
- У вас с моей матерью странные отношения: вы как дети малые — все что-то не поделите!
- Вот тут ты ошибаешься. В детстве мы никогда не ссорились. Лишь нежно любили друг друга.
- Верится с трудом, — хмыкнула девушка. — А сюда ты что заявился?
- Я? — Олег отлип от машины и закинул Полине руку на плечо. Вдвоем они шагнули к раскрытому настежь подъезду. — Я соскучился. Дико соскучился, Полька!
Полина обожала своего дядю и крестного по совместительству. В пору своей подростковой юности, лет в 14, когда родители впервые уехали за границу, а Нинка все еще училась в Петербурге, Полька жила у Олега. Она была буйной и импульсивной. Считала себя крутой, оттого, что водилась со взрослыми ребятами из Затерянной Бухты, а еще злилась на родителей. Понимала в глубине души, что глупо, а все равно злилась. От неподвластного ей чувства брошенности, правда, признаться в этом она никогда не могла толком. Никому, даже Нине. Как, впрочем, и во многих вещах.
Это острое чувство гордости, вспыхивающее каждый раз, когда нужно было раскрыть рот и поведать что-то сокровенное, искреннее — не покидало ее с возрастом, это было не просто детской прихотью — отмалчиваться да отшучиваться в ответ на личные вопросы. А Олег понимал ее лучше всех ее родных вместе взятых.
Это было пять лет назад. Он уже довольно прочно стоит на ногах, у него признание в архитектурных кругах, он молод, талантлив, красив. Полина чего только ни делала, чтобы привлечь его внимание, показать, что она не нуждается в его опеке и заботе, она уже взрослая, а потому ей плевать и на барышень, которыми полнится его жизнь. Но она была ни черта не взрослой.
Да, Бухта, друзья, Рудик, но острейшее чувство неуверенности в себе. Всю жизнь ей втолковывали, как талантлива и замечательна Нина — плюс ко всему, добра, красива и… ну у нее просто не может не быть прекрасного будущего. Ее ждет балет. Она будет выступать на знаменитейших сценах мира! Полли любила сестру, хоть никогда и не говорила ей об этом, а потому не пыталась мстить или вымещать всю зависть и злость на ней. Но всему остальному миру нельзя было также позавидовать. Она упорно пыталась доказать, что и она может быть лучшей. Вот бы только найти в себе то, что сделает ее такой! А в принципе, зачем искать, если есть Бухта и есть Олег, которому можно показать, что у нее есть своя жизнь.
Хм, да… Олег, конечно, не был в восторге, узнав, что любимая племянница проводит все свое свободное время в «логове зла», он-то по неопытности думал, что его встретит наивная девочка-ромашка, едва-едва отставшая от букваря, а не леди, которая демонстративно обрезала свои роскошные каштановые волосы, хлопнула дверцей его холодильника, а потом и входной дверью, заявив напоследок, что уходит и не знает, когда вернется.
И он сделал самое разумное, что возможно в этой ситуации — позволил ей уйти. А поздно вечером, когда она осторожно-осторожно начала открывать дверь его квартиры ключом, всем своим естеством чувствуя скрежет в замочной скважине, то ли желая, то ли боясь того, что она делает, он встретил ее, сидя в кресле с высокой спинкой, спокойный и, как всегда, внешне невозмутимый. Тонкие пальцы постукивали по мягкой обивке кресла, умное интеллигентное лицо, пристальный взгляд, растрепанные волосы — и Полина в полной мере прочувствовала, какой она еще ребенок.
- Ну как, нагулялась? — прозвучал его первый вопрос.
— Да. — Неожиданно тихо ответила Полина.
- Это хорошо, потому что сегодня это случилось с тобой в последний раз.
* * *
- Когда же ты нагуляешься, Красовский? Все твои барышни бесконечные — и это еще ничего, к этому я привыкла, хоть и непонятно, откуда они берутся в таком количестве, — но служебный роман с собственной помощницей, еще стажеркой! Это уже что-то. Раньше, по-моему, ты так не опускался!
- Отстань, Полин.
— Ну конечно, отстану. Обязательно, — угрожающе пообещала любимая племянница, красноречиво тряся горячим чайником над пустыми чашками. — Только сначала я выясню о ней все!
- Уже боюсь…
- А ты бойся не меня, бойся маму, ведь она все узнает!
- Откуда, интересно? Ты думаешь, она знает обо всех моих девушках или, не дай Бог, хочет знать?! И потом, мне не пять лет! Это лишь когда мне было пять, а ей двенадцать, она могла меня опекать и делать вид, что заботится обо мне лучше и больше, чем мать. У нее давно нет этих прав…
Полина, не долив кипяток в большую белую кружку, обернулась на звук его голоса. Он стоял у окна и, методично постукивая зажигалкой о подоконник, смотрел на голые ветви березы. Лица крестного она не видела, но голос показался ей расстроенным.
- Ну, Красовский, где твое неизменное чувство юмора? Где остроты, где язвительные комментарии, а? — грустно сказала она, подходя к нему и кладя руку ему на плечо. — Ведь это ты научил меня шутить даже тогда, когда хочется умереть….
Олег хмыкнул и быстро обернулся. Полина стояла совсем близко, он видел ее лицо, освещенное робким мартовским солнцем, и оно вдруг показалось ему необыкновенно уставшим.
По-настоящему знакомы они уже лет пять, и все эти пять лет они по-настоящему необыкновенно дружны. Именно тогда, когда Полина впервые серьезно оказалась на его попечении, Олег понял, что девочка, которую он всю жизнь считал ребенком, потому что она им и была, и потому никогда не воспринимал серьезно, не так проста, как ему кажется, и с ней вполне есть о чем поговорить. Более того, с ней можно было говорить, как с равной, у нее уже было свое мнение практически по любому вопросу, и мнение это не было списанным и вычитанным у кого-то и где-то.
Тогда, в первую ночь в его квартире, в ответ на последнюю реплику дяди, Полина лишь расхохоталась.
— Я? Гуляла в последний раз? Ты, наверное, шутишь… Я сама знаю, что и как я буду делать! — говорила она резко и уверенно, но сердце ее прыгало в груди, и она сама была в шоке от своей смелости.
- Нет, милая, это ты шутишь, думая, что мне можно поставить условия! — не трогаясь с места, спокойно заявил Красовский. — Я вдвое старше тебя, и ты будешь делать то, что я говорю, пока твои родители не вернутся из командировок!
- О, да. Отлично, дядя Олег! — на «дяде» она сделала особый акцент. — Это лучший способ установить контакт с родной племянницей — указать, что в ее 14 лет она никто и звать ее никак! Вечно вы тыкаете в нас этим нашим возрастом, а сами в свои годы не лучше. Вы все, взрослые!