Пришло письмо от родителей. Они выражали гордость за дочь, за её вклад в борьбу с Орденом Аррола1. Читая скупые строки, Иветта испытывала печаль. Да, она давно жила в Тиссофе и уже вряд ли бы вернулась в Гальшраир, но воспоминания о жарком солнце, заливающем жёлтые пески, о суматошных рынках и прогулках по ним вместе с отцом, о маленьком доме, пропахшем специями, которыми мать сдабривала все блюда, приносили ей одновременно радость и боль. Там ей было легко. Там не было забот. Там, в конце концов, было меньше книг и магии. Там можно было спать до обеда, просыпаясь лишь под запахи пряного чая; можно было гулять босиком по саду возле родительского дома, любуясь роскошными тюльпанами, ирисами и магнолиями и слушая щебетание майн; можно было поехать к океану и остаться на берегу на всю ночь, глядя на глубокие синие волны и засыпая под бархатным небом с бело-голубыми звёздами.
Синий. Она так любила этот цвет раньше.
В ответ Иветта написала родителям, что скучает по ним.
Решив не злить наставницу понапрасну, Иветта быстро оделась и вышла из комнаты.
Кабинет Диты не изменился, лишь покрылись пылью кое-где столы и книжные полки. Чародейка ходила по помещению, зажигая благовония в чашах, но лампы почему-то не трогала. Окна были зашторены. Иветта вертела глазами, ожидая, когда они привыкнут к тьме.
— Ты уверена, что хочешь дальше заниматься разрушением? — спросила внезапно наставница.
— Да.
— Но как же...
— Слушайте, я сама не знаю, что там случилось на Скалистых островах, — мгновенно ощетинилась Иветта. Эти разговоры вызывали у неё раздражение. — Я ничего не помню. Я не знаю, как я убила тех магов...
— Они не маги. Они ублюдки из Ковена.
— Неважно. Я ничего не помню. Сами посудите, сколько у нас занятий было до вашего отъезда, но ни одно не увенчалось успехом. С Кютисом то же самое. Не даётся мне инверсия.
Иветта действительно не помнила ничего из того, что происходило в тот день. Она была напугана до смерти. И долго не могла поверить в то, что одолела членов Великого Ковена. Дита пыталась какое-то время заставить её повторить то, что она сделала на островах, но у них так ничего и не вышло. Всегда её стихией было разрушение. Порталы, относившиеся к инверсии, ей удавались блестяще, однако на что-то большее она не была способна. С созиданием, то есть с магическим лечением ран, у неё тоже дела обстояли так себе. Дух, специализация, связанная с контролем над разумом и построением иллюзий, подчинялся ей лучше, но всегда оставался на среднем уровне. О полиморфии и говорить было нечего.
Но Дита свято уверена в том, что Иветта — одна из тех, кто может овладеть сразу двумя специализациями. Сама девушка считала, что на такое способны только такие титаны высшей магии, как верховный маг Сапфирового Оплота Радигост, и не относила себя к ним даже в самых сокровенных мечтах. В стараниях наставницы было мало толку.
— Филипп упоминал, что... — вновь заговорила Дита.
— Стол сдвинула из одного угла в другой, — перебила Иветта. — Да так любой сможет. И Филипп... Он прекрасный учитель, но любит перехваливать.
— Ну, ты же не будешь отрицать, что поездка пошла тебе на пользу.
— В Тмаркете красиво, — уклончиво ответила Иветта. — Но не так, как в Лутарии.
Дита понимающе кивнула и зажгла наконец одну из ламп:
— И всё же... Давай попробуем сегодня кое-что.
— Это связано с инверсией?
— Я видела нечто особенное на Скалистых островах. Я отказываюсь опускать руки. Ты можешь. Хочешь ли — другой вопрос.
— Вы правы. Мне... Мне не хочется совсем ничего.
— Потеря интереса к жизни? Моя милая девочка, тебе не кажется, что это слишком рано с тобой произошло?
— Давайте перейдём к занятиям, — устало вздохнула Иветта, направляясь к столу.
— А, я поняла. Любовь... — Дита сделала многозначительную паузу. — Пройдёт время, и ты поймёшь, что я избавила тебя от самой ужасной ошибки в твоей жизни.
— Оно уже прошло, а я до сих пор не понимаю, сколько ещё лет буду вынуждена находиться в этом плену.
— Считаешь, что ты в плену у Оплота? — усмехнулась наставница. — У великого магического ордена, принявшего тебя с распростёртыми объятиями?