Лета надеялась, что её улыбка не покажется Марку натянутой.
Он даже не вспомнит о побережье, когда она расскажет о видении. Сейчас она не может... Но скоро. Очень скоро. Осознание этого позволило ей унять совесть на какое-то время.
Они заметили, как в их сторону быстрым шагом направлялся Логнар, и оторвались друг от друга. Марк понимающе усмехнулся. Судя по темпу, с каким маг двигался, волоча больные суставы по снегу, предстоящий разговор не обещал быть лёгким.
***
Он поднимался по этим ступеням в тысячный раз, но казалось, что он делал это впервые. Монотонное эхо шагов, равно и как лязг оружия, разносилось по всему коридору, сообщая каждому о его присутствии здесь, однако ему было плевать. Он не собирался скрываться. Ни теперь.
Зимний Чертог не изменился. Всё также пестрели на стенах факелы, коптя пламенем шершавый камень. Всё также клубилась пыль в лучах горного солнца за окнами, а широкие коридоры дышали безмолвием. Всё осталось прежним, даже комната, принадлежавшая ему когда-то, в которую он заглянул по пути к главной зале, не удержавшись. Чертог был таким, каким он его запомнил. Это Конор изменился.
Он на краткий миг остановился возле одного из вырубленных в прямо в камне окон. Какую-то часть замка построили умелые руки предков, но основа Зимнего Чертога была вытесана из самой горы — словно пещера с коридорами и этажами, окнами до пола и светлыми палатами. В этом была его грубая и настоящая красота. Без всяких изысков, украшений и гладкости. Только чуть сбитый по краям камень.
Подступ к городу занял всю ночь. Имперцы были готовы к их появлению, так что пришлось схлестнуться с элитным войском, собранным наполовину в Фулгуре и Ейре. Сегодня ночью, когда Сыны устроят пир на костях врагов, они станут распевать о славе этой битвы и своей отваге, но ничего такого в действительности не наблюдалось. Стоны умирающих, размозжённые по улицам мозги, вгрызавшиеся в глотку противнику упыри, дёргавшиеся отрубленные конечности, крики боли и отчаяния... И, конечно же, запахи. Как пахла смерть, Конор знал давно, но в таких ситуациях её вонь доносилась со всех сторон: смесь крови, мочи и дерьма, со шлейфом будущего разложения и цветов, уложенных вдовами на покойников.
Ничего славного в этой битве не было.
Она гремела за окном, и вот с такого расстояния это захватывало. Великое побоище перед Зимним Чертогом, озарённое ослепительным утренним солнцем, схватка тысяч воинов за один единственный город, который вот-вот станет свободным. Конор отошёл от окна и продолжил путь.
Издали это казалось исполненным величия и размаха, но там, внизу, в самой давке между воинами, когда не видно ничего, кроме мертвецов под ногами и тех, кто через миг ими станет, думать о чём-то, кроме как о выживании, было невозможно. Человек бился, чтобы сохранить свою жизнь, он выпускал кишки врагу, чтобы не быть убитым в толпе врагов и друзей, не быть задавленным ими. Он бился, чтобы вновь увидеть солнце, скрытое сейчас для него вуалью из отчаяния, адреналина и собственной крови. Он не думал ни о славе, ни о величии северян, ни даже о Валгалле.
Откуда брались эти наивные песни, Конор не знал.
В замок он прорвался без особого труда, и в этом ему, признаться, помог Хруго. Он остался там, у самого начала, зажатый десятком упырей, а Конор пошёл дальше, так и не узнав о его дальнейшей судьбе. Остальные шли по пятам, сейчас не время размениваться на спасения и жертвы.
Он должен успеть. Не ровен час, когда и Тород прибежит сюда. В последний раз Конор видел его семенящим вслед за ним и Хруго, и очень надеялся, что брат по пути где-нибудь споткнулся.
Он выхватил из-за пояса топор и толкнул украшенные резьбой двери огромного чертога. Солнечный свет ударил прямо в лицо, заставляя сощуриться. Привыкнув к освещению, Конор увидел сехлина, прижимающего к себе ярла Леттхейма. У глотки блестел кинжал.
— Golitos fetrias, Conor (Лучше сдайся, Конор), — проговорил скюр, потянув Саггтара за рыжую копну, чтобы тот откинул голову назад и упёрся горлом в лезвие.
Конор огляделся. Солнце яростно светило в вытянутое окно за дубовым троном, на котором обычно восседал отец. Звериные шкуры на стенах и полу, почти что игрушечные полутораметровые деревянные ладьи и большие жаровни с потухшими в них углями... Ночью сюда занесут столы и будут праздновать.
Что ж, главный чертог казался отличным для этого местом.
Сехлин брякнул что-то снова, и Конор перевёл на него глаза. Неужто это Мину, новый мальчишка императрицы?
Скюр облизал губы пересохшим языком, надавливая кинжалом на горло ярла. Саггтар уже почти осел на пол, испуганный и трясущийся, как старый кобель перед лесной ехидной.