Человек, сидевший впереди недалеко от неё, чья фигура была охвачена рубиновым свечением от солнца, обернулся.
Останься с ним.
Шелест волн потонул в забившемся ритме её сердца. Голубые глаза, как и прежде охваченные вечной печалью, глядели выжидающе. Ветер трепал светлый каштан распущенных волос, всегда бывших длиннее, чем нужно, отраставших скорее, чем хотелось. Лицо с орлиным носом казалось моложе — совсем как в её детстве.
Опустив глаза вниз, Лета увидела маленькие детские ладошки и пошевелила пальцами, убеждаясь, что это были её руки. Она вновь вернулась взглядом к мужчине, ощущая, как к губам скользнул солёный привкус слёз.
Меня зовут Айнелет. Но это совершенно неважно.
Она поднялась на ноги, зарываясь босыми ступнями в землю и понимая, что не стала выше. Она была совсем малюткой, запертая в крохотном тельце.
Запертая. И освобождённая.
Лета подбежала к мужчине, неловко перебирая маленькими ножками, падая в его могучие руки и слыша весёлый смех. Падая в его объятия, чтобы задохнуться рыданиями.
— Ну, чего ты? — проговорил он. — Детка, почему ты плачешь?
— Я хочу остаться, — пролепетала она. — Прости меня. Прости меня, Драгон. Я... Я не смогла тебя спасти...
— Ты и не должна была, — шепнул он ласково.
— Я отомстила за тебя. Я убила его... Но... Но это не вернуло мне тебя. Оно не вернуло ничего... — она замолкла, потонув в собственных слезах и пряча лицо у него на груди.
Тёплая ладонь опустилась на её голову, приглаживая волосы.
— Я знаю, детка. Я знаю.
— Я хочу остаться с тобой...
— Нельзя.
— Нет... Драгон, пожалуйста... Позволь мне остаться... — рыдания вцепились в горло, не давая закончить.
Небо в его глазах слепило сильнее настоящего.
— Не отпускай меня, прошу! — взмолилась она, хватаясь ручками за его шею, обнимая так, как никогда прежде не обнимала.
Великие боги, почему она раньше так его не обнимала?
Почему его отняли у неё так рано?
Почему ей было так больно?
Она не успела ничего. Слишком мало времени им отвели. Слишком мало.
Она должна была сказать, хотя бы сейчас, рассказать ему обо всём, что с ней произошло. Но она и не помнила. Да и откуда ей? Она была всего лишь маленькой девочкой, не имевшей ни прошлого, ни будущего, ещё одной песчинкой среди других, покрывавших берег перед красным солнцем.
Лета отстранилась, чтобы попытаться сказать об этом, но все слова застряли в груди, так и не вырвавшись наружу. Заливаясь слезами, она молча смотрела, как его образ тает перед глазами, стираясь в пыль, освещённую лучами заката. Она протянула руки к его лицу, со страхом понимая, что и они также растворялись в воздухе, обращаясь в хлопья пепла. Она вся тлела, она горела изнутри...
Воспоминания нахлынули, урывая из призрачного равновесия ошмётками былых событий. Возвращаясь, они закружили вокруг неё дьявольским хороводом, вонзаясь в голову тысячью ножей. Она закричала, но не услышала своего крика. Она попыталась уйти, но не ощутила своего тела. Сознание дрогнуло от наплыва теней памяти, восстанавливаясь, и это было мучительно. Но не так, как то, что последовало за этим.
Вернулась и боль. Там, в глубине её останков, она поднялась наружу, подобно морскому чудовищу, змеем опутало её тело и сдавило, ломая хребет. Ей казалось, что так будет всегда.
Ей казалось, что такие страдания приготовили для неё всевышние.
До самого пробуждения она чувствовала, как трещат её кости, и где-то на границе между живым и вечным мерцал одним глазом высокий маяк, круживший светом по чёрным волнам.
Ей надо было к нему. Ей надо было назад.
Но её не пустили. Тянули вверх, к небу, тянули с такой силой, что разрывалась в изгибах рук кожа, обнажая кровавые мышцы и белые-белые суставы. Ведь ей нельзя оставаться. Она должна идти к свету, через силу, через боль, оставляя за собой чёрные следы.
Они останутся здесь навсегда, ибо невозможно пересечь границу, оставшись полностью целым. Одна её частичка застрянет здесь, ожидая, когда она вернётся, чтобы воссоединиться с ней...