Лета вернулась к созерцанию горизонта. Бледное солнце, поддернутое дымкой тумана, карабкалось все выше и выше за деревьями. Оно поднималось медленно, никуда не спешило, разгоняло ночную тьму. Санитары останавливались иногда, чтобы посмотреть над него, вытирали потные лбы и снова продолжали работу. Костры утихали.
Лета обхватила колени руками. Кровоточащую рану на бедре ей перевязали и дали какое-то снадобье. Голень не болела. Это пугало.
Ему сказали, где ее искать.
Мыслей в голове совсем не осталось. Только благодарность богам за то, что она была жива.
Дометриан взбежал по одному из мостиков, перекинутых через ров, и тщательно осмотрел долину. Он нашел ее совсем недалеко, на холмике, в десятке метров от рва. Она сидела к крепости спиной, положив рядом меч. Ее, похоже, ничуть не смущало присутствие двух тел в лутарийской броне, лежавших поблизости. Но они были повсюду, деваться некуда.
Дометриан побрел к Лете, перейдя на шаг. Он прижал к телу левую руку. Было больно, он не чувствовал по крайней мере трех пальцев на ней. Нужно показаться лекарям.
Оказавшись рядом с дочерью, Дометриан постоял немного, глядя на нее сверху вниз. Затем, выдохнув, он уместился рядом с ней на земле. Вместе они долго смотрели на долину, где кипела работа медиков и солдат.
— Убит? — спросил Дометриан, когда, казалось, прошла целая вечность.
— Убит, — отвечала Лета.
Дометриан прочистил горло и глянул в небо. Оно было уже совсем не страшное, порезанное лучами восходящего солнца.
— Зло ушло, — проговорил он. — Тьма рассеивается.
— Не до конца, — прошептала в ответ Лета, тоже посмотрев наверх. — Тьма никогда не покинет этих островов. Она останется здесь навсегда.
Царь перевел взгляд на ее лицо. У него возникло чувство, что она обладала каким-то знанием, каким не обладали ни он, ни прочие. Что-то такое она видела, и Дометриан понял, что лучше не спрашивать, что именно.
— Ты не злишься? — вдруг произнесла она.
— За что?
— За то, что я обманула тебя.
— Нет. Но знаю, что должен. Ты подвергла себя опасности.
— И добилась результата.
— Как тебе удалось это провернуть?
— Мне помогли. Но я не стану называть имена, а то грозная царская кара накроет их с головой.
— Мудрое решение, — заметил Дометриан, поправляя тряпку на раненой руке, служившую бинтами. — Я услышал, что ты, оказывается, спасла мир.
— Кто сказал?
— Радигост.
— Ну, — Лета шмыгнула носом. — Мои заслуги преувеличены. Равно как и заслуги Иарлэйта Девайна, который ткнул в Катэля ножом и обнаружил, что кровушка-то у него течет, а значит, полностью вытечь может и прикончить гада.
— Новости тут расходятся очень быстро, я смотрю.
— Не то слово. Поэтому странно, что ты еще на первой стадии слухов обо мне и не слышал всей правды.
— Так расскажи.
Лета закусила губу и передвинула Анругвин поближе к себе.
— Был способ разрушить заклинание, и, как все думали, только один единственный, — сообщила она. — Но им нельзя было воспользоваться, потому что банши мертва. И никто и подумать не мог, что я, прикончив ее случайно, сниму заклинание. Следовательно, второй способ был. Не потребовались бы все эти пляски с дневником и заклинанием. Надо было просто убить банши.
— И как же так вышло, что ее смерть сняла заклинание?
— Она жила все эти годы, не старея и не умирая, потому что была связана с Катэлем. Ее чары соединили их жизни, какая-то часть передалась ей самой. Но неуязвимой она не была... Это наводит на размышления, знаешь ли. Он ее использовал, мучил, разбил ей сердце... Она могла прочесть заклинание наоборот, тем самым разрушить его, если следовать первому способу, но и также могла просто совершить самоубийство. Тогда ее чары тоже бы рухнули. Она ведь хотела умереть.
— Что ей мешало?
— Она любила его. Так сильно, насколько это вообще возможно. Она не то что его смерти — любого малейшего вреда, который возможно причинить, хотела избежать. Вот почему она жила до сих пор. Она оставила его, когда пришли эльфы и заключили Катэля в темницу. Но она продолжала его любить. Тем самым обеспечивала ему бессмертие и неуязвимость. И я думаю, он это знал.
— Разве он не заметил, что заклинание было снято?
— Нет. Вероятнее всего их связь не ощущалась ими, как это часто бывает при похожих чарах.
— Почему никто не понял, что так можно разрушить заклинание? Оплот корпел над ним немало времени.