«Наверное, он наркоман, — решил Амиров. — Что ему нужно, деньги? Он знает, что я врач и думает найти здесь наркотики? Или он знает, что у меня дома куча оргтехники?»
Додумать он не успел — вызов поступил раньше. Сергей в изумлении уставился на самостоятельно включающиеся компьютеры и на активизацию веб–камер; на экране среднего монитора после загрузки системы появилось лицо Авербаха, руководителя проекта с норвежской стороны.
— Мистер Амиров, доброе утро, и давайте сразу к делу, — произнес он по–русски (ничего удивительного, бывший русский, доктор наук, «утечка мозгов»). — Ларсена пришлось взять на операционный стол еще три часа назад; наступило непредвиденное ухудшение состояния. Я надеюсь, что у вас все готово для консультации, так как хирурги приняли решение устанавливать биопротез.
В быстрой речи Авербаха возникла заминка — он не видел на своем экране Амирова и замолчал. Потом осторожно спросил:
— Господин Амиров… Вы на связи?
Профессор поднял глаза на Сергея. Тот прижал левую руку к груди, стиснул зубы и медленно опускался на пол. Пистолет выскользнул на ковер. Авербах поправил наушник, придвинул микрофон к самым губам и вновь позвал Амирова.
Профессор осторожно приподнялся и постарался выйти из поля зрения Сергея. Но тот уже не реагировал на Амирова — ему было очень плохо, он лег на спину и тихо стонал. Доктор, стараясь не шуметь, подобрался к парню, аккуратно вытащил из–под руки у того пистолет и положил рядом с компьютером. Потом подошел к камере и по изумленным глазам Авербаха понял, что связь работает в обе стороны.
— У меня здесь форс–мажор, коллега, — с трудом разбитыми губами в микрофон сказал профессор. — Но я постараюсь помочь… Через пару минут.
Авербах не ответил ничего — судя по всему, он, как профессионал, уже прорабатывал в голове варианты обращения к американцам и израильтянам, которые были заявлены как запасные.
Амиров обошел Сергея и быстрым шагом приблизился к Rebel’у. Без лишних слов было ясно — смертельными были первые две пули, он умер бы и без третьего выстрела. В помощи этот человек уже не нуждался (в скорбном изумлении Амиров вдруг осознал, что не имеет ни малейшего представления о его имени — только псевдоним, которым тот подписывал свои электронные письма и факсы). Тогда профессор занялся Сергеем.
Сергей что–то мычал, но сопротивления не оказывал. Амиров осмотрел его руки, нашел следы многочисленных инъекций, подтверждающие его правоту, а также убедился, что полотенце пробыло в качестве жгута на руке у парня около пяти–шести часов, что еще оставляло какие–то шансы на спасение. Авербах с завидным терпением ждал Амирова. Когда тот опустился в кресло напротив монитора, коллега из Норвегии коротко вздохнул и произнес:
— Я вынужден спросить вас, Константин Петрович — вы в состоянии давать консультации? Может быть, вам или вашему здоровью угрожает опасность?
— Уже нет, — упокоил Авербаха Амиров. — Давайте работать. Насколько я понимаю, человек на операционном столе уже около трех часов…
— Да, — тут же начал Авербах. — Доступ стандартный — срединная стернотомия. Разрез на левом предсердии по интрапредсердной перегородке, продолжен под входы верхней и нижней полых вен…
На мониторе Амиров видел кадры операции — камера была установлена точно над грудной клеткой, периодически хирурги убирали руки из раны на несколько секунд, чтобы консультанты могли получить качественный стоп–кадр. Профессор полностью погрузился в процесс эндопротезирования; оказалось, что эффект присутствия получается очень и очень ощутимый, Амиров несколько раз ловил себя на том, что водит пальцами по экрану, пытаясь коснуться пальцами створок митрального клапана.
Биопротез норвежцы выбрали самый практичный — того самого, пусть земля ему будет пухом, Перкинсона; результаты операций, выполненных по всему миру с применением его искусственного клапана, превзошли все ожидания. Амиров был уверен в успехе сегодняшнего вмешательства…
Внезапно что–то пошло не так. Нет, не на операционном столе — здесь, в Москве, на экране монитора Амирова. Сначала пропал звук — Авербах, который в этом сеансе связи служил еще и переводчиком, смешно шевелил губами, но в наушниках у Амирова была мертвая тишина. Потом остановился кадр, перед глазами доктора мелькнули лица хирургов, ну а затем…
Амиров не поверил своим глазам — на экране вместо информации из операционной шла мерзкая порнуха! Профессор несколько раз нажал на «ESC» (он видел, как в некоторых случаях так делал Rebel), но ничего не произошло. На экране пара отвратительных женщин в вызывающем белье пытались оседлать какого–то студента на вечеринке в лесу. Через секунду вернулся звук, и в уши профессору ворвались ахи, вздохи, стоны, скрипы и прочие атрибуты порно. Амиров сорвал наушники, словно они были сделаны из дерьма, и швырнул их на стол.