Тем временем для «Pearl Jam», «Soundgarden» и прочих сиэтлских групп их деятельность на крупных фирмах продолжалась. «Hирвана» закончила 1992-й как наиболее «журнальная» группа года. Однако в течение этого года музыканты не выпустили ничего, кроме синглов с альбома «Nevermind» и сборника, нежно названного «Incesticide» («Кровосмешение»), в который вошли непристроенные обратные стороны синглов, композиции для других исполнителей, демозаписи и раритеты «Саб Поп». Курт Кобейн написал для альбома несколько комментариев в своей типичной едкой манере, которые «DGC» пришлось убрать из его оформления после того, как юристы компании заговорили о возможных исках о клевете.
Кобейн и Кортни Лав продолжали вести свой непростой диалог с печатными органами. Время от времени они давали интервью тем, кто им симпатизировал. В первую очередь это был «The Advocate», ведущий американский журнал для геев и лесбиянок. Уже став однажды трибуной для Кей Ди Лэнг, «The Advocate» в начале 1993 года поместил еще одну пространную статью под несколько фальшивым заголовком «Темная сторона личности Курта Кобейна». Она представила певца, имевшего репутацию своего рода зомби, интеллигентным, начитанным, самоироничным и, кроме того, желающим влиться в ряды геев.
Стало быть, деревенщина из абердинских баров была права: сын Кобейна все-таки был пидором. То есть почти пидором: «Определенно по духу я — гей, — признался Курт, — и, вероятно, я мог бы стать бисексуалом. Если бы я не встретил Кортни, я бы, наверное, придерживался бисексуального стиля жизни». Он также вспомнил свое прошлое — начиная со времени существования во враждебной среде Абердина, нетерпимой к сексуальным альтернативам, и кончая событиями последних месяцев, в частности болезненной для его семьи публикации сияющего глянцем «Vanity Fair».
Hо Кобейн затмил и это признание, когда в конце 1992 года опубликовал свое «открытое письмо». Оно было написано в форме беспорядочных мемуаров; действие начиналось на улицах района Уэст-Кензингтон в Лондоне, где он сначала искал первый альбом группы «Raincoats», а потом и саму группу. Курт познакомился с лидером команды Ану, и несколько дней спустя после их встречи, которая, как ему показалось, прошла холодно, она прислала ему пластинку со своим автографом.
«Это было одним из наиболее значительных событий, которые мне посчастливилось пережить с тех пор, как я превратился в неприкасаемого мальчика-гения», — писал Кобейн с трогательной смесью гордости и иронии. Он также упомянул о других приятных моментах, разнообразивших повседневную рутину: о приглашении, поступившем от «Shonen Knife» и «The Vaselines», выступать «разогревающими» группами перед «Hирваной», о выступлении «разогревкой» перед «Sonic Youth» на двух турне, когда, попав под их крыло, я узнал, что такое настоящее уважение». В этих воспоминаниях было немало заманчивых строк об отношениях между музыкантами, неподдельной доброте, искренней поддержке. С удовольствием вспоминал Кобейн «совместное выступление с «L7» на благотворительных концертах в Лос-Анджелесе, или затяжные поцелуи с Крисом и Дейвом во время передачи «Saturday Night Live» назло всем гомофобам, или встречу с Игги Попом…».
После яростной атаки на Линн Хиршберг и ее «высосанную из пальца, не поддающуюся критике махровую и напыщенную ложь» Кобейн переключился на тех, кто обвинял его в предательстве священного дела панк-рока. «Я не чувствую себя ни чуточки виновным в том, что я подверг «коммерческой эксплуатации» испускающую дух «молодежную рок-культуру», — писал он, — поскольку в настоящий момент рок-истории Панк-Рок, по-моему, уже мертв». Курт закончил письмо обращением к своим потенциальным зрителям, которые не разделяют его расовую и сексуальную терпимость: «Оставьте нас в покое… вашу мать, не ходите на наши концерты и не покупайте наши пластинки!» Похоже, он хотел сказать, что продавать уже больше нечего, разве что собственные принципы; однако их он будет защищать до конца.
Предполагалось, что следующий эпизод этой истории будет выглядеть трогательно: отцовство, медленное возвращение к стабильной жизни, а в феврале 1993-го — запись нового альбома. И тем не менее волны, которые все еще не улеглись после публикации в «Vanity Fair», продолжали бить в борт семейного корабля. «Мы — нормальные, воспитанные люди», — написал Кобейн в своем «открытом письме», однако история, связанная с Викторией Кларк и Бриттом Коллинзом, угрожала настроить общественное мнение против него.
Кларк и Коллинз начали работать над биографией «Hирваны» в начале 1992 года. Сначала казалось, что их отношения с Кобейном и Лав складываются неплохо, однако к концу лета общение между группой и предполагаемыми авторами прервалось. Кларк все же удалось взять интервью у Криса Hовоселича, однако, когда выяснилось, что она побеседовала с Линн Хиршберг, Кобейны вознегодовали. В октябре сначала Лав, а затем Кобейн оставили на автоответчике Кларк целую серию грубых посланий; в декабре Лав, как сообщалось в печати, напала на Кларк в одном из баров Голливуда. С этого момента источники дезинформации стали множиться, и каждая из сторон вставала в позу невинности перед лицом воинствующего оппонента.