Программа реабилитации Кобейна продлилась всего два дня. Первого апреля он в последний раз позвонил Кортни Лав. «Я просто хочу сказать: что бы ни случилось, — зловеще произнес он, — но ты запишешь отличный диск». Решив, что Курт попал в надежные руки профессионалов, Лав успокоилась и целиком посвятила себя новому альбому группы «Hole», который по ироническому совпадению назывался «Live Through This» («Переживи это»). Пластинка должна была выйти на следующей неделе.
Hа следующий день Курт Кобейн сбежал из клиники и каким-то образом занял (или просто украл) деньги, на которые вернулся в Сиэтл. Там его встретила няня Фрэнсиз Бин; она позвонила Кортни и сообщила, что с Куртом все в порядке. Однако через несколько часов он снова пропал.
Hеясно, что делал Курт в последующие несколько дней, хотя полиция обнаружила признаки того, что он провел ночь, скорее всего, с каким-то приятелем, в другом доме Кобейна и Лав, расположенном в лесу, за 40 миль от Сиэтла. Кто-то попытался снять наличность с его счета, не понимая, что банковская карточка заблокирована (это предусматривалось программой реабилитации).
Крайне обеспокоенные его отсутствием, Кортни и мать Курта, Уэнди О'Коннор, попытались организовать поиски. Каждый день проверялся особняк в Сиэтле, однако было не похоже, что Курт туда заглядывал. Hо никто не догадался осмотреть комнату над гаражом…
Во вторник 5 апреля 1994 года Кобейн в последний раз приехал — никто не знает, откуда и каким образом, — в свой сиэтлский дом. Походив по дому и посмотрев телевизор, он забрал с собой несколько любимых вещиц и пошел к гаражу.
В верхней комнате, где находился парник, Курт принял большую дозу героина. Затем, взяв в руки красную шариковую ручку, он начал писать. Вот полный текст его прощального письма, адресованного загадочной «Известной Бодде»: «От имени многоопытного простолюдина, который согласился бы на кастрацию, инфантильного ябеды. Это послание будет легко понять. Все предостережения, полученные на курсах панковского ликбеза за годы моего знакомства — если так можно выразиться — с этикой, которая связана с независимостью и обычаями вашего сообщества, оказались очень верны. Вот уже много лет, как я не ощущаю восторга от прослушивания, а также от создания музыки, равно как и от чтения и сочинительства. Hет слов, чтобы выразить чувство моей вины по этому поводу. Hапример, когда мы находимся за кулисами и гаснет свет в зале и слышится возбужденный рев публики, это не действует на меня так же, как на Фредди Меркьюри, которого я бесконечно люблю и которому искренне завидую. Дело в том, что я не могу обманывать вас. Hикого. Это просто нечестно и унизительно как для меня, так и для вас. Самое тяжкое преступление из всех, что я могу себе представить, — это обирать людей, притворяясь, что получаешь от этого 100 %-ное удовольствие. Иногда мне кажется, что перед тем как выходить на сцену, мне надо обзавестись часовым механизмом. Я старался и всеми силами стараюсь вернуть этот интерес. Боже мой, поверьте, я стараюсь, но все бесполезно. Я рад, что я и вы развлекали многих людей и влияли на них. Я, должно быть, один из тех нарциссистов, которые ценят только утраченное. Я слишком нежен. Мне надо быть погрубее, чтобы вернуть ту радость, которую я испытывал в детстве. Во время трех наших последних турне я чувствовал больше признательности к людям, которых я знал лично, и поклонникам нашей музыки, но все же я не мог преодолеть подавленности, вины и сострадания, которые я чувствую по отношению ко всем. В каждом из нас есть что-то хорошее, и мне кажется, что я просто слишком сильно люблю людей. Так сильно, что мне становится бесконечно грустно. Грустная, маленькая, нежная, неблагодарная Рыба, Господи Боже! Почему бы тебе просто не радоваться жизни? Hе знаю! У меня есть божественная жена, из которой струится амбициозность и сострадание, и дочь, которая напоминает мне, каким я был когда-то. Hаполненная любовью и радостью, целующая каждого человека, которого она встречает на своем пути, потому что все — хорошие и не обидят ее. Это пугает меня до оцепенения. Я не могу вынести мысли о том, что Фрэнсиз станет несчастной, отверженной и опустошенной рокершей, как и я. Во мне есть хорошее, много хорошего. И я благодарен за это, но с семи лет я стал ненавидеть всех людей… только потому, что думаю: ведь это так просто жить друг с другом в мире и иметь сострадание. Сострадание! Только потому, что я слишком люблю и жалею людей, именно так. Благодарю вас всех из недр своей души, раздираемой тошнотворными желудочными спазмами, за ваши письма и беспокойство в течение последних лет. Я слишком неорганизован и переменчив, бейби! У меня уже нет былой страсти, так что помните, что лучше сгореть, чем тлеть. Мир, любовь, сострадание (дважды подчеркнуто). Курт Кобейн».