– Сюда, – указываю Бадалу, толкая дверь в гостевую, и даже не задумываюсь о том, что она прямо напротив моей спальни. Позже буду сожалеть об этом, а сейчас я слишком погружен в свои мысли, чтобы рассуждать о таких пустяках. – Камаль, пришли Зухру, пусть присматривает за девушкой, пока не проснется.
Направляюсь к двери и уже собираюсь выйти, но зачем-то оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как Бадал укладывает девушку на кровать. И снова мое внимание приковано к длинным стройным ногам. Загорелым, идеально гладким. Сглатываю и, мысленно проклиная себя и ее, выхожу из комнаты.
Войдя в свою спальню, принимаю душ и устраиваюсь на балконе с ноутбуком и телефоном. Прежде, чем набрать отца, окидываю взглядом виды. Один вид. Пустыню.
Кто-то говорит, что пустыня – это адская жара и практически нулевые шансы на выживание. А я скажу, что пустыня – это шаманка, фукара. Она умеет заговаривать, лечить душевные раны, успокаивать и усыплять. Единожды послушав шорох песочных барханов, ты навсегда полюбишь этот звук, и ничто с ним не сможет сравниться. Потому что в шорохе песка – шепот. Пустыня делится с тобой своими многовековыми тайнами, раскрывает секреты, развенчивает мифы. Она проникает в самую суть человека и не отпускает его уже больше никогда. Будь у меня возможность, я бы не появлялся в больших городах, а вечно находился в пустыне, слушая ее убаюкивающий шепот, и часами наблюдал за тем, как движутся барханы, сменяя пейзаж за окном.
– Омар, – отвечает отец на звонок. – Забрал?
– Да.
– Младший Фоули уже на пути сюда, но мне нужно уехать на пару дней. Поселю его в квартире на окраине. Парни за ним присмотрят, а ты присмотри за его сестрой. Не отходи ни на шаг.
– Отец, я же не нянька! – не выдерживаю, слегка повышая голос. Впиваюсь пальцами в балюстраду. Даже вид безмятежной пустыни не способен меня сейчас успокоить.
– Омар, мне напомнить тебе, что твоя сестра у этих варваров?
– Не стоит. Прости, отец.
– Свяжемся позже, – коротко отзывается он и кладет трубку.
А я сжимаю в руке телефон, практически до хруста корпуса. Меня раздражает, что в моем доме находится посторонний человек, еще и женщина. К тому же та, которая выросла в беспринципном обществе, раз позволяет себе разгуливать по пляжу в этих лоскутах. Ни одна уважающая себя восточная женщина не позволит себе выйти из дома в таком виде. Да что там из дома – из спальни! Из ванной, в конце концов! Не думаю, что наши женщины даже перед мужем предстают в настолько откровенной одежде.
Зачем я сейчас напомнил себе, как выглядела девчонка, когда мы забрали ее с того острова?! Чтобы снова мучиться адской ноющей болью в паху? Поправляю стояк и устраиваюсь за столом с ноутбуком. Нужно еще столько работы сделать, а я почти весь день потратил на задание отца.
– Господин? – зовет мой слуга из комнаты.
– Я на балконе.
– Господин, ужин готов. Вам сюда подать?
– Я спущусь, спасибо, – отсылаю его и захлопываю крышку ноутбука, который только успел открыть.
Одевшись, спускаюсь в столовую, где уже накрывают ужин. Но, как только приступаю к нему, в комнату вбегает испуганная и покрасневшая Зухра.
– Господин, простите, – запыхавшись, тараторит она, прикладывая ладони к горящим щекам. – Простите, что отвлекаю, но там… эта девушка… она проснулась.
– Хорошо. Накормите ее, дайте воды.
– Господин, можно я не буду к ней входить?
– Что случилось?
– Она… она сыплет ругательствами. Да такими! Аллах ее покарает за грязный язык! Совершенно бесстыжая! Ходит по комнате полуголая. Ноги еще слабые, заплетаются, а она хватается за все и говорит эти ужасные вещи. Господин, прошу вас!
Я резко встаю из-за стола, отчего ножки стула проезжают по мраморному полу с грохотом, эхом разносящимся по столовой. Мои челюсти крепко сжимаются, и я мечу гневный взгляд в Зухру.
– Ты оставила ее одну?
– Камаль там, господин.
– С ней?! – рычу я. Не знаю почему, но меня просто разрывает от мысли, что мой слуга любуется на полуголую девицу.
– Нет, господин, что вы? Он снаружи, а она в комнате.
Обойдя Зухру, поднимаюсь наверх, перескакивая по две ступеньки, и быстрыми шагами направляюсь в комнату. Камаль невозмутимо сносит все слова, которые доносятся из гостевой комнаты. А оттуда, надо сказать, складно льется отборная брань, от которой даже у меня волосы встают дыбом. Кивком отсылаю слугу и решительно вхожу в комнату.