Выбрать главу

– Господин, – раздается спасительный голос Зухры за спиной. – Что?.. О, простите!

– Зухра, стой! – выкрикиваю, повернув голову, когда она пытается выбежать из ванной. – Ни с места. Принеси большое полотенце, чтобы завернуть мисс Фоули.

Слышу удаляющиеся шаги прислуги, и снова мы с Нисой остаемся наедине. Казалось бы, Зухра убежала и вернулась всего за несколько минут, а по моим меркам проходит вечность. Потому что то, как доверчиво Ниса жмется ко мне, наконец совсем расслабившись, как крепко держится за мою руку, как пальцы второй сплела с моими – все это выносит меня на новый уровень безумия. Такое ощущение, что это мне вкололи тот препарат, от которого она так тяжело отходит: в голове полнейший туман, а в мыслях только она. И желание ее защищать! Откуда оно могло взяться за несколько минут взаимодействия с самой вульгарной девицей, которую я когда-либо встречал? Даже в доме Акмала, полном проституток, нет ни одной настолько пошлой и сквернословящей. Но и настолько красивой тоже.

Наконец моя спасительница Зухра протягивает мне огромное полотенце. Я разворачиваю Нису лицом к себе, а она, обхватив меня за талию, доверчиво прижимается щекой к моей груди. Сердце срывается и несется на бешеной скорости прямо навстречу катастрофе. Я еще сто раз пожалею, что даже приблизился к ней.

Оборачиваю Нису полотенцем, поднимаю на руки и несу на кровать. Вижу, что ее глаза снова закатываются, и она зевает. Склоняет голову на мое плечо, а руку кладет мне прямиком на сердце, как будто уже присвоила его. Нагло, не спросив.

Укладываю ее на кровать и, не бросив больше ни единого взгляда, иду в свою комнату, а потом снова в душ. Больше не хочу ее видеть! Пускай Фоули забирают своих детей и оставят нас в покое! Вот только интуиция подсказывает мне, что в моей жизни покоя отныне не будет.

Глава 4

– Господин, это невыносимо, – жалуется Зухра на следующий день. – Она ничего не ест. Все, что мы ей приносим, опрокидывает прямо на ковер! Мне каждый раз приходится его чистить. Совсем ослабла, но и крохи в рот не берет. И снова ругается. О, Аллах покарает меня только за то, что я вынуждена все это выслушивать! – причитает она.

– Ничего не ест? – переспрашиваю, задумавшись.

– Ничего, господин.

– Так ничего и не приносите.

– Как? Она же умрет от голода.

– Проголодается по-настоящему – будет бережнее относиться к еде. Игнорируйте ее и не кормите. Может, это ее перевоспитает, – последнее предложение бормочу задумчиво, а потом упираюсь взглядом в экран телефона, на котором высвечивается имя отца. – Это все?

– Все, господин, – радостно отвечает Зухра и торопится покинуть мой кабинет.

– И Зухра, – зову я, – уберите ковер из спальни.

– Убрать, господин? Совсем?

– Совсем, – киваю и отвечаю на звонок отца. – Слушаю.

– Омар, у нас поставка срывается.

– Что случилось?

– Людей повезли не туда, куда было оговорено. Я вынужден вылететь туда. Присмотри за всем тут, я скоро вернусь.

– Что с Фоули?

– Ждет моего возвращения.

– Папа, – настойчиво зову я.

– Разве девчонка доставляет такие большие хлопоты?

– Нет, – отвечаю то, что совершенно не отражает действительности.

– Тогда на связи. Валид остался здесь, он присмотрит за мамой. Инас с ними.

– Хорошо.

Мы прощаемся, и я откладываю телефон, а сам выхожу на балкон. Тру глаза, в которые словно песка насыпали. Прошлой ночью практически не спал, перед глазами все время стояла эта голубоглазая ведьма, которая бранится хуже самого отстойного рэпера. И так гармонично из нее льется эта грязь, как будто она всю свою недолгую жизнь разговаривает таким образом. Но есть в ней еще что-то… то самое, что манит меня к ней. Иррационально и совершенно не уместно. В ней есть жизнь. Она бьет фонтаном. И снова перед глазами ее разгневанный, но живой взгляд, пухлые губы, вздернутый нос. И фигура, от которой кружится голова. Я привык к женщинам с мягкими, округлыми формами. Эта же… Худая, грудь маленькая, живот плоский, руки тонкие, ребра можно пересчитать пальцами. Казалось бы, смотреть не на что. Но все это придает ей изящества фарфоровой статуэтки. Она такая хрупкая, что хочется укрыть ее собой и оградить от жестокости этого мира.