– А если с Васей и Лёней что-то случилось? – прошептала Сашка, вычерчивая пальцем непонятные узоры на столешнице. – Если их машина сбила?
– Ага, Ваську собьешь, чтобы Ваську сбить, КамАЗ нужен, – Вадик подбрасывал монетку в воздух и ловил, подбрасывал и снова ловил. Подбрасывал-ловил-подбрасывал-ловил-подбрасывал-ловил-подбрасывал-ловил.
– Да прекрати ты! – не выдержал я и перехватил монету. – На нервы действуешь.
– Не кричи, – Сашка, сидя в кресле, обхватила руками колени. – Может, сходить в город, убедиться, что там ничего не случилось?
– Разумно. – Дмитрий Степаныч вертел в руках Канта и грыз печеньку. – Но только завтра уже.
Стук в дверь вдавил нас в кресла и тут же подбросил вверх. Мы кинулись к двери и, отталкивая друг друга, нашарили ручку. Каждый хотел начистить пятаки Лёни и Васи первым. Но на пороге их не оказалось, зато стоял Нищебродский с виноватым лицом.
– Вы меня простите, я за сыром выходил, а ключи опять забыл.
– Ты можешь предупреждать, что пошел? – злобно проговорил Вадик. – А то мы каждый раз подскакиваем.
Я обернулся, посмотрел в лица друзей и увидел звериные морды. Морды готовы были разорвать провинившегося швейцара в клочья, а потом сожрать вместо печенья. Нервы.
– Хорошо-хорошо, прошу прощения, – забормотал Мотя, и я почувствовал стыд.
– Да ничего. Мы просто за ребят волнуемся.
– Вы не волнуйтесь, – лучезарно улыбнулся он. – С ними все будет в порядке.
Ты-то откуда знаешь, чудила?
На ночь заперлись в спальнях, хотя, кроме нас, в гостинице никого быть не могло. Но замки щелкнули и у Вадима, и у Дмитрия Степаныча с его любимым Кантом. Сашка, я уверен, тоже закрылась у себя на третьем этаже, и мне подумалось, как ей страшно одной. Пошел дождь, и тяжелые капли ударялись в оконные стекла. Солнце до сих пор отдыхало за горизонтом в больнице для светил, а часы на стене громко тикали – какофония противных звуков забивалась в ноздри, и приходилось ею дышать.
Звонок в дверь перебил все звуки, и Нищебродский позвал через пару минут: «Александр! Это вас».
Я сунул ноги в тапочки, затушил сигарету и спустился по лестнице.
– Тут вас требуют, – повторил Мотя.
– Распишитесь, пожалуйста, – мужик в фуражке сунул мне ручку. – Вот тут, – ткнул грязноватым пальцем в строчку.
– За что?
– Мы вам доставили, а вы распишитесь и забирайте. Неча тут лишние вопросы задавать.
Опешив, я поставил закорючку и огляделся в поисках посылки.
– Заноси, – велел мужик в темноту. Две пары ботинок оставили цепочки следов на ковровой дорожке, и в холле появились два больших узких ящика метра по два каждый.
– Что это?
– Это у нас автобусы такие новые, с автостанции отправлены, – харкнул мужик и, не попрощавшись, удалился.
Угу. Учитывая, что автостанция закрылась три года назад, очень остроумно. Теперь там пивная, а в ящиках, наверное, пиво. Если это Лёня с Васей так шутят, я заставлю их пить это пойло, пока из ушей не польется.
– Моть, открой сам, а, и в холодильник поставь.
А с Лёней и Васей я утром разберусь, когда вернутся.
Они не вернулись и утром. Наверное, вечером пришлют уже виски. Или водку.
Я курил в гостиной и дочитывал детектив, когда спустился Дмитрий Степаныч.
– Что думаешь, Дим? – я впервые за долгое время назвал его просто по имени.
– Жрать хочется.
Жрать хотелось очень сильно, так, что желудок подвело. Мы поняли друг друга без слов и, не сговариваясь, направились на кухню.
На кухне стояли два холодильника, высокие, под потолок.
– Воруете?!
За эти дни я научился подпрыгивать так высоко, как никогда не прыгал даже в армии.
– Вадик, еще раз так пошутишь – яйца оторву.
Вадик яйцами дорожил и пообещал больше так не делать. Тем более что жрать он хотел не меньше. Воображение рисовало полки, забитые копченостями, сырами, фруктами и бутылками. Воображение представить себе не могло, что мы найдем в морозильных камерах на самом деле.
Увидев белые лица, оттенком сравнявшиеся с дверцей холодильника, я не сразу понял, что произошло. Вадик, взвизгнув как баба, сполз на пол и закрыл рот ладонью. Дмитрий Степаныч вцепился в мою руку, впился ногтями, а я не чувствовал боли, и пальцы мои онемели, ноги стали ватными, с трудом добравшись до стула, я рухнул на него и что было сил закричал:
– Нищебродски-и-ий! Нищебродский!
– Да? Что случилось?! – отозвался тот, врываясь на кухню.
– Что это, Мотя? Что это? – спрашивал я, тыча пальцем в холодильники. – Как это зачем почему кто…
– Так вы ж сами велели в холодильники засунуть. Понятное дело, что нельзя в тепле держать, ну я и постарался, чуть позвоночник не сорвал, – жалобно протянул Нищебродский.