Кнорус и сам ездил по местам, где с сонными лицами выклянчивали милостыню бомжи. Поил их портвейном и расспрашивал, где их хозяева. Но те, заглотнув стакан, только пожимали плечами. Не удавалось проследить и за сборщиками денег. Те, собрав с бомжей выручку, не спешили куда-либо её сдавать. Правда, Кнорус уже выяснил, что деньги сборщики передают одному человеку, но проследить за дальнейшим маршрутом этого человека ему пока не удавалось. Он умело исчезал из-под опеки ребят Кноруса.
Словом, план по выручке Юрайта, который уже сам для себя утвердил Кнорус, только ждал своего осуществления. Сначала он хотел применить простецко-пацанский вариант. Это был план на дурака: захватываются два быка из команды Яхтсмена и уже через сутки, а может быть, и несколько часов обмениваются на Юрайта. Захватывать бомжей-нищих было неразумно. Яхтсмен и пальцем бы не пошевелил, чтобы освободить их. А вот за быков, мог отдать и лучшего попрошайку Афинской, если, конечно, он не знал, что этот воин стоит десятка его быков и целой сотни бомжей, собирающих подаяние. Но если бы это мероприятие провалилось, то Кнорус мог надолго впасть в немилость Афинской. А расставание со своей госпожой пока не входило в его планы.
Крутился в его голове и второй вариант. Кнорус со своими ребятами уже проделывал подобные номера. Но тут, как говорится, фифти-фифти. Могут засечь, и тогда без скандала и мордобоя не обойтись, а может все пройти как по маслу. Заключался этот план в обыкновенном выкрадывании. Но чтобы выкрасть, необходимо было точно знать, где находится Юрайт. Хотя бы издалека осмотреть здание, если удастся, зайти в помещение, определить, какие вспомогательные средства для этого нужны.
Но Кнорус пока не знал, где располагается офис и штаб-квартира Яхтсмена. И потому, когда пошли уже четвертые сутки поисков, он отбросил все варианты и остановился на том, какой советовала применить сама Афинская - дипломатический. Он с двумя своими самыми преданными быками поедет в офис Яхтсмена и без горячки, как будто ничего не случилось, во всем разберется.
Он тянул мартини в "Космосе", когда рядом с ним на соседний стул плюхнулся Жак, грохнул кулачищами по столу так, что стакан с коктейлем из манго и апельсинового сока чуть не перевернулся на пол. * Ты че, озверел? недовольно посмотрел на него Кнорус. * Заказывай стакан водяры, - не сказал, а скорее приказал улыбающийся до ушей Жак. * А ху-ху, не хо-хо? * Заказывай, а то не скажу, где располагается офис Яхтсмена. * Неужели нашел? * Купил. Так что, с тебя ещё и сто баксов.
Официантка по щелчку пальцев поняла, что просит Кнорус для своего товарища, который часто захаживал в кафе и в выборе напитков большой фантазией не отличался, принесла два бокала - один с водкой, другой с пенящейся колой. Жак тут же махнул один и запил другим. * Повторить бы.
Кнорус, подавляя в себе гнев и до поры до времени терпя наглость своего подчиненного, снова щелкнул пальцами в сторону официантки. Через несколько секунд на столе появился тот же водочно-коловый набор для Жака, который закатил глаза от счастья и откинулся на спинку кресла. Он молчал, словно желал вывести своего непосредственного патрона из себя и добился этого. * Тебе прямо здесь в репу въехать или вниз спустимся? - распаляясь с каждым словом, прошипел Кнорус.
Жак увидел, что достиг того, чего так целенаправленно добивался. Он понял, что если скажет любую фразу, не касающуюся места нахождения Юрайта, тут же схлопочет по морде. Поэтому он решил не дразнить больше зверя и выпалил: * Это в Строгино. Малыгина, пять. Бывшее ателье. Офис занимает половину первого этажа, - и увидев, как подобрели глаза Кноруса, он махнул второй бокал с водкой, запил колой и нагло напомнил: * С тебя, шеф, сто баксов. * Обойдешься. * Дело хозяйское. Я, конечно, человек небедный, опять с издевочкой говорил Жак, - поэтому телефончик и пейджер Яхтсмена при своей памяти оставлю...
Но не успел договорить, как сильнейший удар в челюсть свалил его со стула. Благо столик, находившийся за спиной Жака, был никем не занят. Официантка тревожно посмотрела в сторону Кноруса, но тот, выставив ладонь, успокоил - все нормально.
Жак поднялся с пола и монотонно выпалил все три телефона - городской, сотовый и номер пейджера. Потер ушибленную челюсть и, нацелившись глазами на подбородок Кноруса, настойчиво сказал: * Сто баксов-то отдай. * А почему не пятьдесят или не двести? - уже миролюбиво спросил Кнорус, достал пять двадцатидолларовых бумажек и положил на стол перед Жаком. - Надеюсь, компенсацию за моральный ущерб спрашивать не будешь? * Мне лишнего не нужно. За что купил, за то и продаю. - Он встретился взглядом с Кнорусом и понял, что бригадир ждет от него подробного рассказа. - Собственно и рассказывать-то нечего. Я выследил одного из быков Яхтсмена, после того, как он собрал выручку с бомжей на Тишинке и передал её сборщику. Сборщик прыгнул в бээмвуху и исчез. А этого кнута я не выпускал из виду. Так, хиляк. Можно было бы придавить, как клопа. Ну, я на него наехал. А он без всяких там выпендрежей заявляет, дескать, хоть убей, а адреса не знаю. А заплатишь сто баксов - скажу. Не стал я его трясти, подумал, может, пригодится когда. Отсчитал пятьсот тысяч, он мне и сказал. Точно знаю - не врет. Он на Тишинке всегда ошивается и знает, что ему может быть от меня за туфту. * Чего это он такой продажный-то оказался? * Я же сказал - он хиляк. Только название быка носит. Его бригадиры каждый раз шугают, да , видимо, и Яхтсмен им недоволен. Словом, в немилости он. Хотел было и я ему по морде за предательство врезать, но потом подумал, а может... * Знаешь, Жак, что я тебе скажу, - оглядев квадратную рожу братка, сказал Кнорус, - то, что ты ему не врезал - это самая удачная мысль и самый благороднейший твой поступок, который ты совершил во всей своей бездумной жизни. Если бы ты ему врезал, я тебя бы вообще убил. Прямо здесь. * Вот я и подумал...
Но Кнорус уже летел к телефону, чтобы сообщить госпоже Афинской радостную весть - они не только нашли офис Яхтсмена, но и знают его телефоны.
Наутро около дома его уже ожидали два товарища "по работе", как они и условились накануне вечером. Этих ребят Кнорус знал со времен начала перестройки и ускорения. Тогда они, выпускники-школьники, не вылезали из подвалов - день и ночь таскали гири, поднимали штанги и стучали по боксерским грушам. По-бычьи: упорно, монотонно, не жалея ни рук, ни ног, ни самих себя. Они, как и десять лет назад, были немногословны, и больше умели слушать и выполнять, нежели рассказывать или что-то предпринимать сами.