Бабка перестала лить слезы и снова обратилась к пассажирам за денежной помощью.
Держась за поручни и опять проливая слезы, вся компания двинулась по вагону. Подавали почти все.
Вышла женщина в Мытищах. Маргарита не удержалась и выскочила за ней. Вместе со своими "внуками" бабка устремилась к помещению вокзала, где к ним присоединился какой-то нечесаный мужик. По жестикуляции Марго догадалась, что между ними состоялась какая-то разборка. Видимо, он требовал выдать ему весь сбор, а она большую часть явно припрятала. Наконец беседа, сопровождаемая непечатным соответствующим фольклором, завершилась. Пожилая тетка подхватила детей и ринулась смотреть расписание.
Маргарита и теперь не смогла бы сказать, что её дернуло, но она вдруг подошла к старухе и спросила: * Можно с вами поговорить?
Старуха, отпустив детей, с недоумением осматривала её с ног до головы. Потом с недоверием спросила: * А что надо? * Дело в том, что я видела вашу работу и... - Маргарита сделала над собой усилие, чтобы не рассмеяться, мне бы тоже хотелось попробовать! * А ты кто такая? - все ещё с той же недоверчивостью спросила драматическая старуха.
Тут заныли дети, дергая свою наставницу за подол платья: * Эй, купи нам мороженого! Ты обещала! * Заткнитесь! - грубо цыкнула на них мошенница.
Белякова для пущей убедительности достала из сумочки паспорт, развернула, ткнула в страницу, где стоял штамп прописки и тут же (откуда только взялся талант!) сочинила целую легенду: * У меня ребенок, образование, прописка. Но муж бросил, а работу найти не могу. Сижу с пацаном на голодном пайке... * Ребенок у тебя свой есть - это очень хорошо... - вдруг деловито одобрила побирушка и пояснила: - Не надо деньги за прокат платить. Потом я смотрю - ты ещё не синюшная...
Белякова поняла, что старуха намекает на то, что она ещё не спилась, и сделала вид, что приняла ееслова за комплимент. * Культурная, интеллигентная, - продолжала оценивать её мнимая нищенка. И вдруг спросила: - А как ты работать собралась?
Белякова вошла в образ этакой простушки: * Ну, может быть, мне так и сказать, мол, нет работы, ребенок голодный... * Дура! - перебила её бабка. - Кто тебе за это даст? Почти у всей Москвы дети голодные! Ты скажи, что у тебя туберкулез, старший ребенок уже умер, а младший только заболел. Говори, что и ты скоро помрешь, а младшенького ещё можно спасти. С этим текстом моя подруга работала. Только она теперь в Греции. * Как? - только и нашла, что спросить Белякова. * Замуж вышла за грека. Вот и умотала. Так что, легенда свободная. Дарю! А работать, дорогая, мы будем с тобой в одной электричке. Завтра хватай ребенка, одежку я ему здесь подберу, и к половине восьмого утра подъезжай сюда, в Мытищи. Будешь отдавать мне половину выручки. Только, смотри, не виляй и без хитростей! И ещё учти - половину нужно отдавать ментам. Так что, будешь отдавать мне все, а я тебе уже сама начислю зарплату.
Белякова согласно кивала. Но её подмывало спросить о главном: каков же будет её дневной заработок? * А вы сами, сколько получаете? поинтересовалась она.
Старуха не обиделась, но и не назвала точной цифры. * Я тебе так скажу: сколько я получала штукатуром - с этой работой даже сравнивать смешно. Деньги хорошие. Когда-то у меня было в сберкассе три тысячи рублей - всю жизнь их копила. Они, как сама знаешь, быстро обесценились. Словно сгорели. На работе тоже меня сократили - старая уже была. Так что, нищей я и правда считалась. Это теперь я могу, к примеру, норковую шубу себе купить или в любой ресторан завалиться. Но при деньгах надо голову на плечах иметь. У тех, кто выпить любит, - вся выручка и уходит на водку. Глядишь, через месяц-другой и подавать почти перестают. Благодетель, он ведь синюшек не любит.
Конечно, ни на какую встречу на другое утро Белякова не пошла, но глубоко задумалась о том, что многие люди буквально паразитируют на нищенстве. Ощутив вкус легких денег, многие даже увольняются с работы и, облачившись в бутафорские одежды, выходят на промысел.
Теперь она, Маргарита Павловна, была бы не против, если бы вновь начала действовать статья, карающая за тунеядство и бродяжничество. Пусть направленная наперекор свободе. Но, бомжачья свобода-то была мнимой. Да и приводила эта свобода не к процветанию, а к деградации слабой личности. Статьи же в газете "Милосердие" поддерживали нищенское братство, и создавалось впечатление, что сотрудники газеты во главе с редактором даже вовсе не хотели, чтобы сами нищие выбрались из грязи.
В статьях звучал лишь призыв, чтобы им, нищим, больше помогали, чтобы их не трогала милиция, чтобы каждый привлекался для санэпидемобработки только по собственной воле и желанию.
Вот и в последнем номере смысл статьи сводился к тому, что наша страна, как и вся Европа, подписала Международную конвенцию о правах человека, и что в результате этого акта была отменена двести девятая. И автор призывал не законопослушных граждан города, а бомжей и нищих жить так, как им хочется. При этом смаковал прелести бездомной жизни, ностальгировал по горьковским ночлежкам. Он с гневом обрушивался на тех, кто распихивал "свободный народ" по приемникам и распределителям, принудительным санитарным приютам для больных, вытаскивал бомжей из канализационных колодцев, подвалов, спускал с крыш. И тогда они, нищие, сами смогут прокормиться и позаботиться о себе.
Но вот чего не могла понять Маргарита Павловна, так это того, как газета с названием "Милосердие" с завидной четкостью и регулярностью, причем тайно, попадает ей не стол. Она вспомнила, что видела эту же газету в приемной префекта и даже у некоторых чиновников из мэрии.
В это утро, прикрыв дверь в свой кабинет и сев за стол, она вновь под рукой увидела свежий номер "Милосердия". Перевернула газету, отпечатанную на одном листочке, но цифры, обозначающей тираж, в выходных данных так и не нашла. Не указывала редакция, в какой типографии была отпечатана сея листовка, называемая газетой, отсутствовал лицензионный номер Комитета по печати.
"Очень странная газета, - в который раз подумала Маргарита Павловна. Конечно, если журналисты действительно проявляют бескорыстную заботу о нищих, то редакции нужно помочь. Но только, какая корысть может быть в помощи нищим?" Этого Маргарита Павловна понять не могла. Тем более что редактор никогда не изъявлял желания распределять гуманитарную помощь продукты, медикаменты, одежду.