Сплин вернулся с места своего приземления назад, поближе к входной двери, чтобы не проморгать возможное продвижение врага и не быть походя убитым так же, как те застигнутые врасплох гарнизонные солдаты за баррикадой на первом этаже. Прежде чем высовываться, решил воспользоваться паузой и дозарядить из пачек несколько магазинов, так как полных осталось всего ничего. Закончив, он запоздало вспомнил, что магазин в автомате тоже почти пуст, задумал поменять его на вдвое более вместительный дисковый, так как предстояла интенсивная стычка, и опустевший в критический момент магазин мог стоить жизни – самое время заначку в дело пустить. В общем случае следовало снимать пустой и ставить полный одной рукой и за один прием, но с «ракушкой» диска, хранящейся в заднем подсумке, это было неудобно. Сплин снял почти пустой рожок и затолкал его обратно в карман разгрузки подавателем вверх, чтоб не спутать – неизвестно, сколько еще продлится бой, может снарядить пригодится, да и дополнительная пассивная защита не помешает, полез было за диском...
Вдруг, ощутив чужое присутствие, он поднял глаза и увидел, что в проеме неприметной двери в смежную комнату стоит гвардеец с ручным пулеметом, чей ствол наведен ему в лицо. Внезапно из ушей будто выдернули пробки – последовала короткая несильная боль, и слух восстановился с середины фразы:
–.., а теперь обосрался? Жидко дрищите против нашего, малахольные, – чуть искаженным маской противогаза низким с хрипотцой голосом язвительно вещал гвардеец, делая два шага вперед и смещаясь чуть в сторону, не выпуская при этом Сплина из прицела. По тому, как уверенно тот двигался, как небрежно-легко держал пулемет, Сплин с тоской понял – этот не промажет. Застыв на месте, он некстати вспомнил свой первый спарринг с покойным Фростом – детский сад.
– Длинный, ты меня слышишь? Ты еще жив? Оставайся там, пока еще народ не подтянется, – услышал он в наушнике голос Хоу.
Да, он еще жив, но, к несчастью, похоже ненадолго. Его непутевая жизнь фактически закончилась, как старый фильм перед самыми титрами – финал известен, зрители встают и уходят, хотя свет еще не зажгли. «Патрон в стволе? Пизду смешить против пулемета... Выскочить в коридор? Блядь, не успею ни хуя... Пистоль – не успею... Обидно – завалят как скотину на бойне,» – полуобреченно пронеслось в голове. На броник надежды не было – пулеметная пуля прошьет его, как нехуй делать, сфера – возможно, спасет, но, скорее всего не поможет – не выдержат шейные позвонки.
Тут в дверях возник еще один гвардеец, зашел, встал с другой стороны двери. Появился третий, с перевязанной кистью руки. Вот теперь точно завалят, надо было пытаться, пока был один противник. Сплин предположил, почему все еще жив – возможно, гвардейцы пока не хотят обнаруживать стрельбой своего присутствия. Целью вражеской мобильной группы могла быть контратака или обходной маневр, аналогичный их собственной задаче, а лаз в перекрытии можно пробить не РПГ, а пластиковой взрывчаткой с сильной бризантностью. Для людей Доплера на первом этаже их появление будет сюрпризом. Или для маневренной группы здесь, на втором... «Жил грешно и умер смешно», – вспомнилась чья-то эпитафия.
– Ну че, сученок, до хуя на нашей войне денег заработал, а? – вопрос был, конечно, риторический. – Ствол брось, пидор, и отойди к углу! – детина повелительно мотнул подбородком в сторону дальнего от входной двери угла.
Сплин не стал объяснять, что вообще-то, он ни хуя пока не заработал, на чужих кровях бабки рубить не рвался, а когда понял, куда встрял – уже поздно метаться было. Ясное дело, гвардеец не собирался брать его в плен, просто застал врасплох с разряженным оружием, и теперь хотел немного покуражиться.
Подствольник Сплина был заряжен. Но граната взводится на расстоянии нескольких метров от среза ствола, а самоликвидация срабатывает секунд через 15 – на стрельбище перед выходом говорилось. Хватит ли здесь расстояния? Вполне возможно, хватит – у фугасной гранаты дистанция взведения взрывателя меньше, чем у осколочной. А если нет? Отлетит назад под ноги – глупее не придумаешь... «Да и ебись оно все конем, за пидора ответишь, гондон!» – злорадно подумал Сплин. Он сделал вид, что подчиняется и двумя руками медленно и покорно отбрасывает оружие в сторону, но в последний момент, вместо того, чтобы выпустить автомат из рук, мизинцем из всех сил втопил тугой спусковой крючок подствольника. С металлическим хлопком, напоминающим звук выскакивающей из бутылки пробки, фугасная граната вылетела из ствола, ударилась в пол, первый гвардеец сразу после выстрела метнулся обратно к двери, но не успел – граната отрикошетила, ударилась в стену прямо перед его торсом и раскрылась тугим комом оранжевого пламени. Подрыв гремучей взвеси моментально создал местное избыточное давление снаружи облака взрыва, одновременно выжигая кислород внутри него. Что-то сдетонировало в разгрузочном жилете гвардейца, то ли пластиковая взрывчатка, то ли ручная граната с контактным взрывателем, резко отбросив его труп к коридорной стене. Звука Сплин не услышал, но ощутил всем телом – завибрировали кости, будто вблизи вдарили по низким басам динамики мощной акустической системы. В следующую долю секунды горячая стена воздуха сжатой ограниченным пространством ударной волны жестко толкнула его, оторвала от пола, впечатала спиной в торцевую стену. В глазах вспыхнули багровые колеса, огромные и всеохватные, как ядерный взрыв, истязая разум невыносимым ощущением провала в водоворот бездны с запредельной скоростью. Сплин почувствовал, как душа в безмолвном вопле выдирается из тела, не собираясь дальше выносить происходящее, но могучий инстинкт самосохранения противится этому. «Господи, сил нет терпеть, уж скорей бы туда или обратно», – коротким импульсом боли взмолилось измученное сознание Сплина, перед тем как его покинуть, рассыпавшись на куски, словно треснутое зеркало...
5. Падение
Сплин понял, что еще жив, потому, что у мертвых ничего болеть уже не должно, а у него все болело. При этом он ничего не видел и не мог пошевелиться. Грудь давило, словно тесным обручем, дышалось тяжело. В ужасе он решил, что накрылся позвоночник или смята грудная клетка. Звуки боя отсутствовали. Вдруг он заслышал шаги и голос Хоу:
– Вот здесь Длинный подорвался, перед тем, как вы подошли.
Звуки шагов внутрь, возня, голос Риверы:
– Что-то не видно ни хуя, может, взрывом по частям раскидало?.. А, вот чей-то торс без ног... Нет, это местный... Вон еще двое, гвардейцы... Они, однако, к вам шли, почему Длинный сразу не стрелял?
– Теперь не узнаем уже, пошли дальше, может найдем еще кого...
Шаги захрустели на выход. Сплин попытался крикнуть, что он здесь, но перестарался – горло дерябнуло, голос сорвался и получился не крик, а какой-то сиплый шепот, как из могилы. Тогда он изо всех сил заворочался, преодолевая немочь, являющуюся последствием контузии. Шаги вернулись на звук возни, Сплин услышал над собой шум разгребаемого хлама. Оказалось, что не видел он потому, что его засыпало подвесным потолком и строительным мусором, а также привалило стеллажом, который раньше окно закрывал. Сплина откопали, стащили сферу, очки и маску респиратора, осмотрели, помогли подняться. Сознание, наконец, локализовалось в теле достаточно прочно, чтобы обрести над ним приемлемый контроль – по крайней мере, стоять на ногах он мог.
– Как себя чувствуешь? – поинтересовался Ривера, отряхивая со Сплина строительную пыль, которой тот был густо покрыт с ног до головы. Сплин гримасой боли остановил его:
– Не надо, я потом лучше сам, а то ты меня доломаешь... Болит все, ребра, башка особенно и тошнит, как с адского похмелья... – сдавленно промямлил он. – Меня контузило, я временно оглох, возился с перезарядкой и не слышал, как этот нарисовался, – Сплин кивнул на тело гвардейца в противоположном углу с запекшейся темной массой вместо лица и неестественно вывернутыми полуободранными конечностями.