отвернуться - ругаться с доктором-курильщиком ему было лень. Но это оказалось трудновыполнимо: за прошедшие несколько часов кто-то успел закрыть стены лифта зеркальными панелями. С них еще даже не сняли защитную пленку; Максим рассеяно скользнул взглядом по логотипу поставщика - синюшного цвета надписи «last way» в синем прямоугольнике и, вздохнув, прислонился затылком к холодному стеклу. Над дверью вспыхнуло карминовое «65». - ...ну, да, почти два часа. И все без толку, мать его. Это, конечно, был врач. Он фыркал, пускал клубы сизого сигаретного дыма и взахлеб рассказывал что-то своему собеседнику, чье слабое кваканье иногда доносилось из допотопной «трубки»-слайдера. - ...двадцать минут сердце запускали - ни хрена! Потрепыхается чуток, и баста... Ну, и, понятно, кислород... Умгу... «Вот оно что», - понял, наконец, Максим. «У него умер пациент. Ничего удивительного, я бы тоже закурил. Если бы вообще не надрался в хлам. А вообще понятно, почему все хирурги - весельчаки и циники. Иначе им нельзя. Невозможно...» Максим открыл папку и достал новый номер «Ридерз Дайжест» - он всегда брал с собой пару журналов, если заседание обещало быть долгим и скучным. Это привычка появилась у него еще в незапамятные времена: большую часть книг в своей жизни он прочитал в школе на уроках математики. Открыв журнал на первой попавшейся странице, Максим рассеяно пробежался взглядом по тексту: «...именно кислородное голодание коры головного мозга и является причиной того, что некоторые называют «эффектом тоннеля»: ощущения полета в длинной черной трубе, в конце которой горит яркий белый свет. Это, своего рода, нижняя граница воспоминаний - дальше полноценная реанимация пациента становится уже невозможной. Но на что похожи последние секунды смерти? Как переживаются эти остаточные электрохимические флюктуации, в результате которых появляться то, что принято называть «личностью»? Скорее всего, они похожи на удушливый лихорадочный сон; падение в шахту, в конце которой - темнота и пустота...» Максим захлопнул журнал и поежился. «Странно», - подумал он. «Не похоже на «Ридерзов». У них даже в статье о сгоревших заживо младенцах обязательно будет нездорово-бодрая примесь научного креационизма. Похоже, мир катится в полную...» Пол под ногами внезапно вздрогнул. Свет под потолком мигнул и опять загорелся ровно, но Максиму показалось, что лампы под матовыми квадратами панелей слегка притухли. Музыка льющаяся из динамиков резко оборвалась, а затем приятный, но несколько искусственный женский голос - тот самый призрак, что издревле обитает в электронном мраке справочных служб и корпоративных автоответчиков произнес: - Администрация приносит извинения за временные неполадки. Сообщаем, что в здании проводится поэтапное отключение систем обслуживания. Все лифты будут опущены на первый этаж и в аварийном порядке заблокированы. После открытия дверей просим вас покинуть кабины незамедлительно. Доброго дня и всего хорошего! - Приехали, - Максим фыркнул. - Еще пара минут и шагали бы по лестнице. Повезло, блин... Девушка так же равнодушно кивнула, даже не поворачивая головы. Врачу же, похоже, было все равно: аварийное отключение или ядерный апокалипсис. Он махнул сигаретой, рассыпая по ковру искры, и продолжил изливать душу невидимому собеседнику: -... его шофера привезли буквально по частям. «Баранка» в грудной клетке, куча переломов, ожоги... И, похоже, что этот чертяка выживет. А пацан... Ни одной сломанной кости. Ни одной! Кусочек стекла размером с палец в яремной вене - и привет! Кровопотеря. Геморрагический шок. Пока сделали анализ, пока нашил кровь его группы... Короче, просто не повезло. Глупо, мать его. Максим скривился. «Вот же работа у человека», - подумал он с отвращением. «Дорогая, сегодня у меня на столе умерло три пациента. Пожалуйста, передай майонез». Он открыл папку, намереваясь сунуть журнал обратно... и замер. Нет, это была та же самая папка: дорогая темная кожа и сделанная его рукой надпись «Заключение» на розовом стикере. Вот только внутри не было никаких документов. Вместо этого на пол упало несколько фотографий и клочок бумаги, густо исписанный беглым неровным почерком. Максим машинально присел на корточки и принялся складывать фотографии обратно в папку, рассеяно рассматривая каждую из них. Вот они с бывшей женой у моря. Она в красном купальнике - кормит чаек. Он держит в руке бутылку пива и, смеясь, показывает пальцем куда-то вдаль. Вот другое фото: его выпускной. Качество ужасное - снимали на телефон, так что видны только огни над входом в летнее кафе и несколько размытых фигур с бокалами в руках за белым пластиковым столиком. А вот совсем старое черно-белое фото: утопающая в кленовой зелени «хрущевка» и женский силуэт в окне первого этажа. «Странно», - эхом пронеслось у него в голове. «Откуда здесь эти фотографии? А эта, последняя - это ведь дом где мы жили, когда мне было лет десять. Никогда я не делал такого снимка... И какое еще, к черту, «заключение»? Я брал с собой выписки из подшивки о наших дочерних компаниях. Что за...» Он поднял с пола мятый клочок бумаги: обрывок тетрадного листа, пестревший карандашными каракулями и, поднеся его к глазам, прочел: «...пройдет зима, уйдут снега и холод, И мир весной как прежде станет молод, Но есть закон - все обратится в тлен. Само веселье слез не уничтожит, И страшно то, что час пробьет, быть может, Когда не станет в мире перемен...» Он скомкал листок и, сунув его в карман, резко выпрямился. - Извините, - Максим старался говорить спокойно, но это, почему-то, не получалось, - мне нужно подняться в офис. Я забыл важные документы. Простите... Он протиснулся мимо девушки и ткнул пальцем в кнопку «Стоп». Ничего не произошло. На табло вспыхнуло число «51». Лифт продолжал ехать вниз. - А, дьявол! - Максим раздраженно стукнул кулаком по дверной панели. - Мне что теперь, пешком наверх подниматься? Никто не ответил. Врач, наконец, докурил, потушил сигарету прямо о зеркальную поверхность стены и бросил окурок на ковер. Телефон он уже спрятал, но как и когда закончился рассказ о неудачной реанимации, Максим не заметил. «Вот же свинья», - подумал он в сердцах. «Вот из-за таких мудаков...» Додумать он не успел. Теперь, когда он, наконец, толком обратил на врача внимание, Максим заметил несколько деталей, заставивших его внутренне сжаться. Во-первых, его поразило, как врач одет. Да, зеленый халат, да зеленая шапочка, но вот этот вырез мысом и клеенчатый фартук... Марлевая повязка, сдвинутая на подбородок. И пара окровавленных резиновых перчаток, торчащих из кармана. «И на груди у него не стетоскоп», - подумал, холодея, Максим. «Это... что-то другое. Какой-то шланг с грушей - весь в крови. Он что, только после операции? Ничего не понимаю...» Дзинь! Лифт остановился. На индикаторе загорелась цифра «40». «Ура», - подумал Максим с облегчением. «Наконец-то». Но то, что произошло дальше, буквально парализовало его. Двери лифта плавно разъехались в стороны. Однако вместо холла располагавшегося на сороковом этаже торгового центра Максим увидел длинный узкий коридор, ярко освещенный мощными галогенными лампами. Стены коридора скрывали свисающие с потолка широкие ленты непрозрачного пластика, плавно покачивающиеся на невидимом ветру. Сразу за дверями стоял человек. Человек, которого Максим хорошо знал. В лифт нетвердой походкой шагнул Петрович, его личный шофер. Выглядел он ужасно: разорванный в клочья спортивный костюм, дымящиеся прошлепины на джинсах, лицо - сплошная кровавая рана. Несло от Петровича совершенно невообразимо: кошмарная смесь нагретого бензина и свежей, только что из духовки, кровяной колбасы. - Что... - выдохнул Максим. Он даже не мог пошевелиться, застыв в полном ступоре, пялясь на входящего в лифт выходца из фильма ужасов и пытаясь проглотить собравшуюся во рту вязкую слюну. Петрович? Этого не может быть. Просто не может. Петрович сейчас внизу, в машине. Причем наверняка спит. Невозможно, это просто... А вот хирург отреагировал мгновенно. Резким рывком, как заправский спринтер, он сорвался с места, вцепился шоферу в плечи и вместе с ним буквально вывалился из лифта. Из коридора налетел резкий порыв ветра, принесшего запахи спирта и лекарств; откуда-то издалека донесся высокочастотный писк, журчание воды, лязг металла и слабый крик: «Есть! Есть! Запустили «моторчик!» Серега, кислород!» Двери так же плавно закрылись и лифт, вздрогнув, поехал дальше. На индикаторе высветился номер «39». - Что это было?! - голос Максима сорвался на истерический визг, но ему было наплевать. - Вы это видели? Девушка, все это время равнодушно рассматривавшая свое отражение в зеркале, равнодушно кивнула и подняла взгляд на цифровое табло, где только что вспыхнуло «38». «Это сон», - пронеслось у него в голове. «Да, точно. Я сплю. Это просто сон», - его сознание вцепилось в эту мысль словно утопающий в проплывающую мимо дверь от корабельного сортира. «Обычный кошмар. Это просто...» Ожил динамик под потолком. -...поэтапное отключение всех систем. Сохраняйте спокойствие. Нет, Максим, Вы не спите. Повторяю: проводится поэтапное отключение... Треск, шипение. -...адреналин в сердце. Готовь разряд... Сейчас! Из динамика вылетел сноп желтых искр. Максим взвизгнул. Лифт тряхнуло. Замигали лампы под потолком. Красное «38» над дверью пару раз мигнуло и сменилось на «37». - Какого черта происхо... И тут он вспомнил. Воспоминание было похоже на выплеснутую в глаза