Глава 25. Беспокойная ночь
Анна почувствовал сквозь сон, что кто-то нагло и бесцеремонно тормошит его. Еще не проснувшись как следует, он подумал: «Кто же посмел? Встану – казню». Дело в том, что за ужином старик напился вина до последней возможности и уснул очень крепким сном, как бы потерял сознание. И теперь, когда его разбудили, причем в его же спальне, ослепили светильниками и он почувствовал, что его голова раскалывается, он взревел: «Казню всех».
– Да проснись же, Анна, – услышал он голос своего зятя.
– Светильники убери с глаз долой, – приказал Анна. Он щурился и никак не мог раскрыть свои старческие глазки; он уже сидел на своем огромном ложе.
Светильники унесли в дальний угол комнаты, Анна наконец открыл глаза и спросил:
– Что случилось, Каиафа?
– Анна, ты знаешь, что Его арестовали? – тревожно спросил Каиафа.
– Кого? – все еще пьяным голосом спросил Анна.
– Иисуса Галилеянина, – вскричал Каиафа.
– А-а, – протянул Анна, нимало не удивившись. – Послушай, кликни слугу, пусть вина принесет.
Каиафа всплеснул руками.
«Все же старик изрядный пьяница», – подумал он, подавая знак слуге.
Слуга вернулся скоро с кувшином вина. Анна стал пить его жадными глотками прямо из кувшина, затем отставил вино на стол и посмотрел на Каиафу уже трезвым взглядом.
«Это серьезно», – подумал Каиафа.
– Вот теперь, дорогой мой, у меня голова уже не болит. И не надо ничего думать такого. Ты же знаешь, мой милый, вино – молоко для стариков.
– Ты знаешь, что арестовали Иисуса Галилеянина? – снова спросил Каиафа.
– Милый, который теперь час? – спокойно спросил Анна. – Я что-то не пойму.
– Пять часов ночи [23.00 по нашему времени. – В.Б.], – прошипел Каиафа.
– Вот правильно, Каиафа, говори тише. А то у меня от твоего голоса в ушах звенит. Тем более уже поздно. Так арестовали? Быстро.
Каиафа забегал по комнате.
– Я думаю, что уже арестовали. Так знал ты об этом, Анна?
– Знал. Не кричи так, – с болью поморщился Анна. – Успокойся, милый, все идет как надо.
Анна поднялся с постели и одел какую-то верхнюю домашнюю одежду.
– Идет как надо, – повторил Анна, – и нечего было меня среди ночи беспокоить. Я сам заказал арест на вечер четверга или на ночь пятницы.
– Почему я ничего не знал? – снова повысил голос Каиафа.
– Потому что, мой милый зять, ты очень суетишься и суешься туда, куда тебя не просят.
– А заказать арест и напи… – Каиафа запнулся. Он чувствовал, что плохо владеет собой, что он немного забылся и не совсем почтительно разговаривает сейчас с человеком, которого, между прочим, побаивается и от которого все же зависит. Он продолжал тихим голосом:
– Благородный Анна, мы так не договаривались. Мы договаривались, что Его арестуют римляне. Я, конечно, мало надеялся на это, что и вышло, и хотел убить Его тайно, тайно, а списать на разбойников или бродяг. А теперь синедрион втянут!
Анна удивленно поглядел на Каиафу.
– Как «втянут»? Разве Его арестовали не римляне? За что же я тогда заплатил тридцать серебряников тому мошеннику?
– Какому мошеннику? – быстро спросил Каиафа, не понимая.
– Его ученику, Иуде из Кариота.
Каиафа был поражен.
– Он что, не предал Его? – спросил Анна.
– Я слышал, – сказал тихо и медленно Каиафа, – что какой-то Его ученик вроде как предал Его римлянам. Но римляне почему-то взяли с собой и храмовую стражу. И теперь получается, что прежде синедрион должен судить Его. Как быть? Судить? Мы же не имеем права из-за праздника присудить Его к казни. Народ будет недоволен. Его сейчас приведут.
Анна слушал Каиафу, улыбаясь длинной полупьяной улыбкой. Затем он налил себе вина в чашу с рубинами и отпил глоточек.
– Что же, судить, – сказал Анна. – Решить, что Он невиновен, и отпустить Его. Так что народ будет нами доволен.
Каиафа удивленно взглянул на Анну.
– Отпустить на все четыре ветра?
– Ну, Каиафа, – засмеялся Анна. – А государственный заговор? Если Иуда все исполнил, то римляне не могут Его отпустить. Не захочет Пилат, чтобы его самого распяли на кресте. Хотя нет… ему, кажется, грозит потеря должности и изгнание. Но, я думаю, он не захочет так судьбу свою искалечить. Мы отпустим, а римляне пусть думают. Понял?
– А сейчас что делать? – растерянно спросил Каиафа.
– Срочно созвать синедрион. А пока все съедутся, пусть этого Иисуса отведут ко мне. Любопытно на Него взглянуть.