Дверь в воротах снова отворилась.
– Петр, – узнал Иуда голос Иоанна, – и тебе можно войти. Здесь во дворе много людей. Но во дворец первосвященника мы не войдем. Там уже идет суд.
Вдруг прозвучал крикливый женский голос:
– Ой, а я тебя, кажется, знаю. Ты был с Тем, Которого арестовали сегодня и теперь судят.
– Кого арестовали? – вздрогнув, испуганно спросил Петр. – Я не знаю никого.
Его впустили.
Иуда, услышав слова Петра, чуть громко не расхохотался, но успел зажать себе рот обеими руками. «Не ожидал от тебя, Петр, – подумал Иуда. – Львицы не испугался, а суда устрашился». Успокоившись, Иуда тоже подошел к воротам и громко постучал в них. Отворили дверь. Привратница, невысокая, полная, немолодая женщина, спросила его, что ему нужно. Иуда узнал ее голос, это она опознала Петра.
– Я свидетель по делу, – шепнул он ей и зачем-то подмигнул.
Она тут же, не сказав более ни слова, пропустила его во двор, где уже пылало множество костров. Иоанн и Петр тоже были во дворе. Иуда видел, что Иоанн пошел к дому и утонул в его тени, а Петр подошел к одному из костров, потому что озяб. У костра грелись «свидетели» и охрана Храма. И тут Иуда услышал бас Петра:
– Что вы привязались ко мне? Я не знаю Его.
«Эх, Петр, Петр. Иисус, зачем Ты променял верного и любящего Тебя Иуду на Петра?» – думал Иуда, придвигаясь поближе к костру. Он и сам озяб, дрожь била всё его тело, по временам его сознание как бы меркло.
– Нет, я же его знаю, этот был с Ним, посмотрите, он – галилеянин, – послышался чей-то убежденный голос.
– Отвяжись. Я не знаю, о чем ты говоришь, – произнес Петр.
И тут где-то из глубины двора донеслась песнь петуха…
…Петр не знал, как он вновь очутился в Гефсиманском саду. Он не помнил, как проскочил мимо что-то кричавшей ему вслед привратницы, как бежал он по улицам города. Глаза его были залиты слезами и он всё шептал дорогою: «Эх, я проклятый». Когда в третий раз он отрекся от Иисуса и запел петух, Петр вздрогнул, как от удара бичом, и сердце его больно оборвалось. Он вспомнил лик Иисуса и грустные слова Его:
– Не пропоет сегодня петух, как ты трижды от Меня отречешься.
Он бежал с первосвященникова двора, забыв об Иоанне, плакал дорогою навзрыд и очнулся лишь в саду, где тихо пел свою песню Кедронский поток. Петр сел под корявой старой оливой, обеими руками закрыл лицо свое, и сквозь его пальцы текли и текли горючие слезы. Затем он перестал плакать и застыл. Так его, сидящим под деревом, похожего на большой камень, и застало утро страшного дня.
Глава 26. Влиятельный призрак
Утро выдалось жаркое, яркое, солнечное и обещало такой же жаркий день. В небе не было ни облачка. Каменный город весь пылал под солнцем и с ненавистью глядел на этот город из окна во дворце Ирода Великого светловолосый, высокий, еще молодой мужчина со строгим, красивым, гладко выбритым лицом. Черты его лица были правильными, но в то же время были резкими, крупными, выдающимися, что делало лицо его грозным и властным. Такому впечатлению способствовали и широкие скулы, и крупные, но прекрасно очерченные губы, и красивый орлиный нос. Взгляд его больших зеленых глаз был тяжел, властен, но не неприятен. Мужчина был хорошо сложен и мускулист, короткие волосы его были завиты, как у римских патрициев. Он перевел свой тяжелый взгляд с города на ворота дворца. Оттуда доносился гул многих голосов, казалось, это шумит море, это волны Средиземного моря разбиваются об ограду дворца. Средиземное море, Капрея, наконец, Рим… «Я скоро начну бояться нового дня. Что у этих иудеев снова случилось?» – подумал мужчина и поморщился от досады. Суд над троими преступниками уже состоялся, сегодня их должны казнить, и Пилату, – а это был он, – очень хотелось отдохнуть сегодня, так как все указания и распоряжения по поводу сегодняшней казни были подписаны им и розданы подчиненным. Понтий Пилат все сделал, что от него, как от иудейского прокуратора, требовалось. «Придется подтянуть в город еще две кентурии», – подумал Пилат. Сейчас в городе было двенадцать кентурий, две сирийские алы и личная охрана прокуратора. После убийства солдат разбойниками, Пилат усилил уличные конные патрули, но дополнительно войска не призывал. Теперь он решил, что две кентурии будут не лишними. Шум за оградой не прекращался, и Понтия Пилата это начинало очень тревожить. «Что делает охрана? Нужно приказать ей прогнать эту толпу прочь. Проклятый город, камни, пыль. Хорошо, что при дворце есть сад», – думал Пилат, и тут его взгляд упал во двор, где он увидел, что двое его охранников ведут какого-то связанного Человека во дворец. И с ними был кентурион Логгин.