– Ты сделал всё, чтобы спасти Его. Это… Тут я как врач теряюсь: через шесть часов умереть на кресте! – Леандр развел руки.
– А в результате – не спас. Не надо было соглашаться на эту казнь.
– И что бы было, прокуратор? – спросил Леандр. – Он же сказал тебе, что ты не имел бы никакой власти над Ним, если бы это не было так неизбежно, поэтому более греха на том, кто предал Его тебе. Они тебя использовали как оружие. Разве виноват меч, что им кого-нибудь зарубили. Виноват тот, кто держал в руках этот меч и направлял его.
– Только меч после убийства весь в крови убитого, а свои одежды они постирали, – невесело усмехнулся Пилат. – И теперь я пытаюсь смыть эту кровь кровью иудеев… Я омыл руки, сказал, что на мне нет крови Этого Невиновного!.. Но я же не безгласное оружие, я человек в конце концов, и я струсил, позволив им использовать меня как меч. Я доказал бы, что я человек, если бы не вынес этот приговор. Я, подчиняясь долгу прокуратора, долго шел на уступки иудеям, иногда вопреки собственному чувству, а тут я не хотел уступить. Если бы не этот донос… и еще кое-что… я не уступил бы.
– Произошло нечто, что было выше твоих сил, прокуратор. Фортуна – жестокая богиня, – сказал Леандр. – Тебя охватил внезапный страх перед этим нечто и перед самим собой, что ты не можешь бороться с этим нечто. А это не трусость, это бессилие человека перед Тайной.
Пилат с усмешкой внимательно поглядел в черные глаза друга.
– Ты, Леандр, говоришь о богине Фортуне? Я кое-что знаю; например, то, что ты разговаривал кое с кем.
Леандр не смутился и не отвел глаз.
– Но надо же мне было узнать, Кто Он, – ответил он.
– Да и я знаю, Кто Он: в протоколе синедриона было указано, за Кого Он Себя выдавал. Но это вопросы религии, от которых я далек; тут странно и непонятно другое: почему первосвященники так Его боялись, что проделали такую огромную работу, чтобы убить Его? Как сумели они перекроить разум народа так, чтобы он выступил против Мессии, на Которого он уповал, то есть буквально против самого себя! Чего они боялись? Они сами не верят в своего Бога, значит, и не могли верить, что Он – Сын Божий на самом деле. Для них Он был простым человеком, бедным галилеянином. И вот тут-то и встает вопрос, но под другим углом зрения, – Кто Он?.. Здесь замешаны какие-то непонятные мне силы. И эти силы и есть то нечто, о котором ты говоришь. А как те это объясняют?
Леандр понял Пилата.
– Те, то есть он говорит, что виноват во всем дьявол, князь тьмы. По их верованиям, это такая сила, которая во много раз выше человека и противостоит их Богу, а те всё больше винят предателя и первосвященников. И те тоже правы. Если бы они не допустили в свою душу дьявола…
– Это он – Иосиф из Аримафеи, – задумчиво сказал Пилат, – член синедриона. Аримафея – маленький городок на севере от Иерусалима… Тайный Его ученик. Может быть, и ты, Леандр, тайный Его ученик? Я знаю, те обращают в свою веру и язычников. Этим те и отличаются от иудеев, которые презирают всех неиудеев, даже если они приняли иудейскую веру. Иудеи даже злятся на своих же тетрархов за то, что они идумеи.
Леандр улыбнулся, но ничего не сказал. Пилат задумчиво глядел на чашу вина, но, кажется, ее не видел.
– Итак, Иосиф не поделился своими мыслями с остальными Его учениками, – заговорил Пилат. – Он – особый ученик, у него свое задание… А вот наш Логгин меня удивил. На пятый день после того, как я назначил его в стражу у Гроба, пришел ко мне и сказал, что хочет вернуться на родину. Я не утерпел и поинтересовался…
Леандр слушал спокойно.
– …поинтересовался, – продолжал Пилат, – украли или воскрес? И он сказал…
– Воскрес, – вырвалось у Леандра.
Пилат окинул его быстрым задумчивым взглядом.
– Конечно, ты не был Его учеником. Он тебя поразил так же в день суда и казни, как и меня. Скажи, что тебя в Нем поразило? Я хочу сравнить твои мысли со своими.
– На этот вопрос я затрудняюсь ответить, – сказал Леандр и, уловив хитрость Пилата, добавил: – Впрочем, так же, как и ты.
На террасе послышались шаги, и через минуту на балкон с колоннами вошел высокий широкоплечий человек в длинной светлой пенуле. [Пенула – плащ из плотной ткани. – В.Б.] Пилат, увидев его, поднялся с ложа. Он знал этого человека – это был контубернал [Контубернал – в древнем Риме адъютант. – В.Б.] Марулла. После слов приветствий, контубернал передал Пилату свиток пергамента, скрепленный печатью кесаря. Пилат сорвал печать и развернул пергамент. Прочитал его и побледнел.