Лазарь на бесконечные вопросы о том, «что там?» отмалчивался, а к любопытствующей толпе относился немного насмешливо. А иначе и относиться к ней нельзя было. Хотя толпа и состоит вроде из разумных взрослых людей, но она сама по себе порождает весьма глупые, бессмысленные и детски наивные поступки, такие, что от взрослого человека и ожидать невозможно. Можно сказать так: где толпа, там уже нет разума. Над толпой всегда образуются какие-то странные, невиданные стихийные чувственные вихри, поэтому-то толпой и может овладеть любая личность, потакающая ее подсознательным желаниям, и повернуть ее всю целиком в какую-нибудь одну сторону. Но в данном случае толпой не управляла никакая личность, и она подчинялась различным внешним случайным влияниям и настроениям. Много здесь было забавного, смешного. Например, один из любопытствующих пробрался в сад к Лазарю, долго кружил вокруг него, как бы желая и подойти к нему, но всё же чего-то как бы и опасаясь. Он делал шаг к Лазарю, но тут же отступал на шаг назад. Тогда Лазарь сам протянул к нему руку и тронул его за плечо, говоря:
– Я такой же человек, как и ты. Можешь в этом убедиться и не бояться меня.
Но вряд ли бедняга что-нибудь расслышал из этих слов. Как только Лазарь дотронулся до него, он мгновенно побледнел и пошатнулся. Женщины в толпе ахнули. Лазарь поддержал его за локоть, чтобы он не упал, но тот тут же обмяк, лишившись чувств, так что Лазарю пришлось его подхватить на руки, отнести в свой дом и препоручить его заботам Марфы и Марии. Другой любопытствующий поступил совсем странно. Он тихонько подкрался к Лазарю сзади, когда тот пытался объяснить что-то подозрительно осматривающей его толпе, и одним махом, одним энергическим движением руки, разодрал на Лазаре одежды, чтобы только посмотреть, есть ли на теле его знаки, оставшиеся от пребывания Лазаря во гробе. Третий пошел дальше всех. Решив про себя, что Лазаря лучше всего можно ощупать, когда тот спит, он ночью пробрался в дом через крышу. Естественно, что в темноте он перепутал ложа и внимательно ощупал вместо Лазаря Марфу. Так, как кричала Марфа в ту ночь, наверное, никто никогда не кричал. Удивительно, что в Вифании никто не оглох. Смельчак, конечно же, был взят за шиворот Лазарем и выставлен из дома вон. Наутро Марфа, завидев у ворот толпу, вышла из дому, держа перед собой лопату, словно она собиралась сейчас вскопать землю возле порога.
– До какого времени это будет продолжаться? – обратилась она к толпе за воротами. – Вы боитесь моего брата и смотрите на него, как на дикого страшного зверя. Сами вы дикие после этого. Дошло до того, что один сегодня ночью даже в дом пробрался, чтобы моего брата ощупать, как вещь какую-нибудь. Что вы, как не люди? Да вошли бы в дом, возлегли за столом и поговорили бы.
Из-за плеча Марфы робко выглянула Мария. Затем, осмелев, она выступила вперед и тоже обратилась к толпе.
– И вправду, – зазвучал ее юный высокий звонкий голосок, – помогли бы столы поставить прямо здесь в саду. Радость ведь у нас великая. Не бойтесь моего брата. Его воскресил наш Господь, потому как Он есть Воскресение и Жизнь. Вправду…
Первыми отозвались на призыв сестер жители Вифании, ближайшие соседи Лазаря, они и втянули в общее дело скептическую, недоверчивую, боязливую толпу за воротами. Мужчины быстро расставили столы и скамьи, соседи принесли со своих погребов мехи с вином и сосуды с медом, женщины помогли с кушаньем Марфе. Было восьмое нисана, суббота…
…Когда пиршество в саду Лазаря было в разгаре, к воротам подошел Иисус с учениками.
– Мир вам, добрые люди, – сказал Он.
Мария радостно вскрикнула; затем всполошились все. Мария же бросилась в дом, схватила сколько было денег и куда-то умчалась. Вернулась она скоро вся зардевшаяся и запыхавшаяся от бега. В руках она держала полкаба [Каб – мера, около 2 литров. – В.Б.] дорогущего нардового мирро. В эту минуту вслед за Марией вошел в дом и Иуда, который пришел в Вифанию другой дорогой. На него никто не обратил внимания. Все смотрели на Иисуса и Марию. Эта девочка приветствовала Сына Божия, Бога Земли, омыв Ему ноги этим мирро и отерев их своими пышными черными волосами в знак наивысшего поклонения и чистой любви. В доме приятно запахло нардом.