- Нехорошо сделал ты, Бахтиор! - неприязненно говорит Исоф. - Мы идем с тобой, потому что ты советская власть, потому что ты власть бедняков факиров. Зачем ты спутал наш счет? Как на полях нам работать? Если мы не найдем наш счет, что с урожаем станет? В другое селение спросить не пойдешь, - сам знаешь, в каждом селении солнце по-своему ходит, другие там ветры, холода там другие.
Бахтиор был немножко растерян, хотя и доказывал свою правоту. В самом деле нехорошо получилось. Он и сам до сих пор никак не мог взять в толк тот календарь, какой предложил сиатангцам Шо-Пир, - голые числа, ни с чем не связанные названия, - как разберешься в них? Он говорит: сейчас "август", что такое "август"? Никому не понятное слово! Как по такому слову считать работу в садах, на полях и на Верхнем Пастбище? В одном Бахтиор уверен: если Шо-Пир велит начинать сбор урожая через два дня, значит, так надо сделать. Если послушаться Шо-Пира, будет лучше для всех, правильно работа пойдет, пусть свой, русский, счет у него, но не хуже ущельцев он знает, хотя и живет здесь недавно, когда какие ветры придут, когда зерно начнет осыпаться, когда яблоки начинают падать, когда снег закроет пути от вымороженных пастбищ...
- Так, - закончил спор Бахтиор. - Значит, через два дня на поля выходим. Шо-Пир сказал так. А за урожай я сам отвечаю.
- Хорошо, пойдем, - согласился, наконец, Карашир. - Я пойду, если ты отвечаешь. Все равно в этом году плохой урожай, все голодные будем.
- Не будем голодными, когда придет караван, - коротко заявил Бахтиор и, не дожидаясь решения остальных, вышел из толпы, направился к своему дому.
Ущельцы попробовали снова завести речь о солнце, но, понимая, что точность их счета безвозвратно утеряна, наконец решили последовать указанию Бахтиора: обещал - ну и пусть теперь за все отвечает! Несколько стариков заявили, однако, что будут считать по-своему и выйдут на поля тогда, когда сами сочтут нужным. Никто с ними спорить не стал, и все разошлись.
А Бахтиор, вернувшись домой, сообщил обо всем Шо-Пиру. Но Шо-Пир слушал его улыбаясь и сказал ему, что счет на месяцы - советский, счет дней в каждом месяце - тоже советский, а потому председателю сельсовета надо, не боясь ничего, хорошенько понять этот счет, накрепко запомнить его и постепенно приучить к нему всех ущельцев.
Через два дня почти все сиатангцы вышли на поля для уборки хлебов. Тех безземельных ущельцев, что работали до сих пор на канале, Шо-Пир поставил на помощь больным и слабым соседям. Ущельцы поверили, что Шо-Пир рассчитается с ними мукой, которую привезет караван. Они взялись срезать колосья серпами и таскать их за спиной на носилках к площадке, облюбованной всем селением для молотьбы.
Новый канал был почти готов. Чтобы открыть путь воде, достаточно было еще дня работы. Но Шо-Пир объявил, что праздник открытия канала состоится после уборки и молотьбы.
4
Засучив штаны, босоногий, в жилетке, надетой на голое тело, Бахтиор копошится возле террасы, сортируя принесенные от ручья камни. Он складывает новую стену, хочет сделать пристройку к дому. Бахтиор ничего не говорит, но Ниссо догадывается: пристройка - для нее!
Бахтиор трудится уже второй день. Он пользуется тем, что работа на канале приостановилась и что можно никуда не ходить; он очень старается и не хочет, чтобы кто-нибудь ему помогал.
Пощелкивают камни, укладываемые Бахтиором, снизу от селения доносятся звуки бубнов, - они то замирают, то гремят басисто и переливчато, приближаемые волной ветерка.
Ниссо и Гюльриз сидят рядышком, склонив головы над цветными нитями шерсти.
Гюльриз продолжает вязать чулок. Ниссо аккуратно подбирает обрывки шерстяных ниток, зажимает их в кулаке. Шо-Пир все пишет что-то в своей тетрадке. Задержит карандаш, подумает, зачеркнет написанное, пишет опять. Но вот встает, заложив ладони на затылок, потягивается, подходит к террасе.
- Плохо, Гюльриз, с урожаем в этом году. Понимаешь, считал я... Если все, что с полей соберут, на посев оставить, хлеба даже теперь есть нельзя будет. Начнут его есть - на посев не хватит, что будет селение делать весной?
- Сейчас яблоки в нас, ягоды, абрикосы, горох, бобы. Зачем трогать хлеб? - сурово отвечает старуха. - Потерпеть можно.
- Так ты же понимаешь, Гюльриз, люди о лепешках весь год мечтали!
- Мечтали - не ели. Ты говоришь - караван придет?
- Придет - муку привезет, не зерно. Сеять муку нельзя. Голодные все, не захотят каравана дожидаться, все нет его, видишь! Станут молоть зерно, вот и не хватит его на посев.
Старуха молчит. Потом рассудительно замечает:
- Думай, Шо-Пир. Твоя голова большая...
- А ты, Гюльриз, думаешь как?
- Зачем спрашиваешь старуху? Что я скажу? Может быть, глупое я скажу. Только, по-моему, пускай не мелют зерно, пускай подождут каравана.
- Ты думаешь так? - неожиданный ответ старухи показался Шо-Пиру решеньем простым и разумным. Как это ему самому в голову не пришло? Но разве можно заставить голодных не есть долгожданного хлеба? Во всяком случае, слова старухи надо хорошенько обдумать.
- А ты что скажешь, Ниссо?
Ниссо быстро оборачивается к Шо-Пиру: смеется он, что ли, над ней, - ее спрашивает?
- Ничего не скажу я, Шо-Пир, - тихо отвечает она и расщипывает нитку зеленой шерсти.
- Эх ты, пуганая! Погоди, мы еще в сельсовет тебя выберем! - И уже серьезно, Шо-Пир обращается к старухе: - Пожалуй, Гюльриз, схожу сейчас на поля, посчитаю еще. Самому надоел горох. Сегодня опять гороховую похлебку нам сваришь?
И, не дожидаясь ответа старухи, идет прочь от террасы, не оглядываясь, погруженный в раздумье, направляется по тропе к желтеющим внизу посевам.
Гюльриз видит долгий, провожающий уходящего взгляд Ниссо, и спицы в пальцах старухи мелькают еще быстрее.
5
Бахтиор, выведя осла, завьюченного пустыми корзинами, ушел к голове канала за глиной. Посидев недолго со старухой, Ниссо подумала, что теперь, когда мужчин нет, никто не заинтересуется тем, что она может делать в саду одна, и направилась в сад.
Прошла его весь и у ограды, на излюбленном своем местечке, вынула из-под камня начатое вязанье, отряхнула землю с самодельных спиц. С удовлетворением вгляделась в узор: чулок получался ладный. Никто не должен был здесь Ниссо потревожить, и она спокойно взялась за работу.
Но за оградой, таясь среди крупных камней, лежал человек. Второй день уже он наблюдал за Ниссо. Второй день искал случая поговорить с нею наедине. Злился, теряя время, но вот, наконец, Шо-Пира и Бахтиора нет, девчонка одна, предлог для разговора придуман...
Кендыри тихонько отполз назад, сделал большой круг за камнями и, выйдя к подножью осыпи, уже открыто, неторопливым шагом направился к Ниссо.
Увидев идущего к ней человека в сером халате и в тюбетейке, Ниссо рассматривала его без удивления: наверное, к Бахтиору идет, по делу.