Вышло всё не так. Лидочке понравилась добрая и заботливая тётя Маша, которая обращалась с ней как со своими детьми, ни в чем не делая меж ними различия. Кроме самой Маши, в избе жила её мать, муж Маши и двое мальчишек-погодков, с которыми Лидочка крепко подружилась и никогда не оставалась одна.
В тот день, объевшись обещанными блинами с вареньем, она заснула прямо за столом, положив голову рядом с тарелкой. И не слышала, как её раздели, выкупали полусонную в корыте, бережно вытерли вафельным полотенцем и на руках отнесли в постель, под стёганое, пахнущее чабрецом и полынью одеяло. Одеяло было тёплым и ощутимо тяжёлым. Лидочка влезла под него с головой, сладко вздохнула и провалилась в сон.
Когда Полину выписали наконец из больницы, она пришла к Маше за дочкой, да так и осталась у неё. Оставленные Степаном деньги давно закончились, и Полине пришлось продавать вещи - свои и Степановы. Тем и жили. За комнату Маша с них денег не брала. Да и не было у них теперь комнаты, был только угол в избе и кровать - одна на двоих.
Полину в Машиной семье приняли как свою, делились, чем могли. Но она понимала, что в избе и без них тесно, и они с Лидочкой всем мешают. И Полина ушла от Маши, снимала угол в соседней избе а когда платить стало нечем - не осталось ни денег, ни вещей для продажи - поняла, что надо уезжать: работать в Михонке было негде, а им с дочкой надо было на что-то жить.
Полина написала письмо в Горелиху - женщине, которая работала вместе со Степаном в Учебном комбинате и с которой Полина была знакома. В письме Полина написала о случившейся со Степаном беде, просила разрешения приехать и помощи с работой и жильём. И та откликнулась - пригласила Полину с дочкой к себе.
Они тепло попрощались с Машей, собрали вещи - всё, что могли унести вдвоём, и вышли на дорогу ловить попутную машину. По дороге проезжали редкие грузовики, останавливались, но услышав, что Полине с дочкой нужно в Горелиху, шофера все как один отказывались: «Нет, нет, и не проси! Ехать-то далеко, а в кузове с ребёнком нельзя, не доедет она, не выдержит, а мне отвечать потом... И не проси!»
Так их никто и не взял. Полина с дочкой простояли на дороге до поздней ночи, а потом за ними пришёл Машин муж и увёл в свою избу...
Помог им случай. Ехал по дороге обоз - четыре подводы. Постучались в Машину избу - она была крайняя, ближе всех к дороге - просили пустить на ночлег.
- Ночевать я вас пущу, но с одним условием, - сказала Маша. - Довезёте вот их до Шадринска - и показала на Полину с дочкой.
На том и порешили. Обозникам открыли ворота, и все четыре подводы (и четыре лошади!) въехали во двор, после чего хозяин заложил ворота заплотом. Дворы в Сибири у всех большие, а заборы из брёвен, высокие и крепкие - от лихих людей да от зверья.
Переночевали в избе (Машиному семейству пришлось потесниться, но куда же денешься...), а утром обоз тронулся в путь, навсегда увозя Полину и Лидочку.
================Детский плач
О том, как они ехали с обозом, у Ритиной мамы остались смутные воспоминания. Её закутали с головой в меховую полость, и она спала под мерный перестук копыт и фырканье отдохнувших за ночь лошадей. Проснулась Лидочка от того, что где-то плакал ребёнок - совсем маленький, наверное, грудной: «Уау-ау-ааа! Уа-уа-уу-у!» Был конец сентября, а сентябрь в Сибири - холодный, ледяной и снежный. И где-то в снегу плакал ребёнок - безнадёжно жалобно и безнадёжно долго, долго, долго...
- Мама, давай его возьмём! - попросила Лидочка. - Он же замерзнет! А мама его ушла и заблудилась, наверное, а следы снегом замело. Он один остался, а одному очень плохо, я знаю. Ты когда в больнице лежала, мне тоже так было... Вот он и плачет. Пойдём, поищем его, а?
Но женщины (а в обозе были одни женщины, ведь мужчины все были на войне) решили иначе. Доставали из узлов железное - кастрюли, сковородки, вёдра, половники - у кого что есть, и били железом о железо, и кричали что было сил: «Ого-го-го-оооо!! Э-эээ-ээ! Ха-ааа-ааа! Давай-дава-ааай!». Лидочка поняла, что они сошли с ума. Забилась под меховую полость, сжалась в комочек и с волнением ждала, когда у них «пройдёт». А женщины всё кричали и колотили железом...
Между тем к детскому плачу присоединился ещё один голос. Потом ещё. И ещё... И скоро волчий вой (а это были волки, это они так «плакали», а Лидочка думала, что плачет ребёнок) зазвучал пугающе близко, казалось - со всех сторон! Лошади нервничали, всхрапывали и прядали ушами. Их и погонять не надо было - сами бежали всё быстрее и быстрее...
Волки долго бежали следом, но в конце концов испугались криков, громыхания и дребезга и отстали от обоза. Полина с дочкой благополучно доехали до Шадринска. Оставшиеся пять километров до Горелихи пришлось идти пешком, скарб несли в руках. Полина шла быстро, подгоняя Лидочку и не слушая её жалоб. О том, что их обоз едва не стал добычей волков, Лидочка узнала много лет спустя: Полина не хотела её пугать и не сказала правды...