Жили первое время у Александры. Война кончилась. Отпраздновали Победу. От Степана по-прежнему не было писем, но Полина знала, что он живой. Знала - и всё!
Вернулись домой тётки-Сашины сыновья. В комнатке стало тесно, сыновья при Полине молчали, но смотрели неприязненно - четыре года в окопах о доме мечтали, а домой приехали, так и жить негде! Надо уходить - поняла Полина. Но - куда? В райисполкоме, где ещё до войны они со Степаном стояли на очереди на жильё, с ней даже разговаривать не стали (а она-то приготовилась рассказывать...)
- Жилья нет. Ждите, - сказали Полине.
- Сколько же ждать? Заявление-то до войны подавали! - возмутилась Полина. Стали искать её заявление - и не нашли.
- Нету заявления вашего.
- Как так - нету? А куда ж оно девалось?
- Потерялось. Война, что же вы хотите... Пишите новое, - предложили Полине. Домой она пришла в слезах.
- А заявление-то что ж не написала, надо было написать! - корила её тётка. - Жить-то где будешь? У меня негде, сама видишь. Зря ты оттуда ушла, слезами горю не поможешь. Ты вот что, девка... Садись и пиши новое заявление. Завтра с утра и отнесёшь! - велела племяннице Александра.
На следующее утро Полина отдала тётке запечатанный конверт: «На вот... В ящик почтовый бросишь...» Тётка взглянула на адрес и ахнула. Чётким Лидочкиным почерком на конверте аккуратно было выведено: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину» Обратный адрес был указан - Александры. - «Ох, девка...» - только и сказала тётка. Полина забрала у неё конверт: « Лучше я сама отнесу. На почту. Так оно вернее дойдёт».
Жильё Полина нашла в соседнем доме, порасспросив соседей. Хозяин - Матвей Спиридонович - имел всего одну комнату, её и сдавал. Работал Матвей Спиридонович ночным сторожем, после ужина «отбывал на службу», и Полина с Лидой оставались одни - ночевать. Утром дед приходил и укладывался на топчан - спать. Лидочка отправлялась в школу, а Полина на работу.
Она устроилась на кондитерскую фабрику укладчицей. Платили на фабрике мало, зато Полина была сыта: на фабрике чего только не было - патока, орехи, какао, повидло, сахар и сливочное масло (из всего этого в начиночном цехе варили начинки для конфет) хлеб, который использовался в приготовлении пряничного теста, цукаты для украшения тортов - всё это можно было есть, сколько хочешь. И Полина, сноровисто укладывая в коробки печенье, зефир и конфеты, жевала весь день, так что к вечеру челюсти ныли и просили пощады.
Вот только Лидочке принести ничего не удавалось: на проходной работниц проверяли, выносить продукты строго запрещалось. А купить - было нельзя! И тогда Полина придумала прятать зефир... в тапочках! С замершим сердцем шла через проходную, шаркая разношенными тапками и стараясь идти на мысочках, потому что под каждой пяткой лежало по зефирине. Несмотря на все её старания, зефир в тапочках превращался в сплюснутые тонкие лепешки и намертво прилипал к бумаге, в которую был завёрнут. Получив «гостинец», Лидочка зубами снимала зефирную массу и облизывала бумагу до тех пор, пока она не превращалась в сладкую бумажно-зефирную массу, которую она долго жевала и с сожалением выплёвывала в подставленную материну ладонь (глотать «угощение» Полина ей строго запрещала, угрожая наказанием. Лидочка не понимала, за что, но каждый раз покорно выплёвывала).
Нить Ариадны. Глава 6. Выкопань
ГЛАВА 6. ВЫКОПАНЬ
Эта короткая глава - ещё одном Лидочкино воспоминание - о том, как они жили у Христины, Полиной сестры, в деревне Выкопани Рязанской области. Не знаю, есть ли она теперь на свете, эта покинутая богом деревня, в которой даже в 1980 году не было магазина, и за хлебом приходилось ходить за три километра, в Шарыпинское сельпо, и три километра перекладывать из одной руки в другую авоську с ржаными вкусно пахнущими «кирпичами», которая с каждым шагом становилась тяжелей.
Но забыть Выкопань не могу до сих пор, как не могу забыть вкус хлеба, который даже чёрствый казался мне вкуснее пирожных.
================== Выкопань
Савелий, Полинин отец, жил по-прежнему в Рождестве, за 10 км от Выкопани. Дочерей к себе никогда не приглашал. Старшая, Марьяна, жила в Рязани, а средняя, Христина, с мужем и двумя детьми - десятилетним Николаем и шестилетней Томкой - жила по прежнему в Выкопани, только на другом конце деревни. Их с Тимофеем дом сгорел ещё до войны. Тина была уверена, что дом спалили свои же, деревенские - Тимофей многим из сельчан «перешёл дорогу». В деревне он передрался со всеми, с кем мог, с остальными переругался (здесь говорили, рассобачился).