Ответ не замедлил прийти, но отнюдь не на тётки Сашин адрес: Сталин написал в райисполком гневное письмо, в котором содержалось прямое указание обеспечить семью фронтовика жильём в кратчайший срок. Начальнице жилотдела вызывали скорую. Приехавшие на скорой врачи прочитали письмо и сказали «Докукарекались тётки. Вы теперь все нашими пациентами будете. А лекарство одно: комнату Ивановой-Раневой выделить срочно».
Так Полина сделалась обладательницей восьмиметровой комнатки в деревянном бараке. Вы спросите, чему же радоваться, если на троих - восемь метров? Но Полина была вне себя от счастья - своя комната в тёплом бараке, никто не прогонит, сама себе хозяйка! И квартплата копеечная, по социальному найму...
Кроме Полининой, на этаже было ещё семь комнат, в конце коридора располагалась просторная кухня и немудрёные «удобства» - туалет и ванная комната - на восемь семей... О том, как они жили втроём в маленькой барачной комнатушке, маме до сих пор тяжело вспоминать. Пристрастившись на войне к спиртному, Степан пил почти ежедневно. Допивался до белой горячки и метался в тяжёлом бреду, не узнавая жену и дочь.
Полина отпаивала мужа огуречным рассолом и кормила с ложки квашеной капустой, которую умела готовить как никто в бараке, добавляя в капустное крошево анисовые и укропные зёрна. Полина любила своего Степана и верила, что он бросит пить - до войны она ни разу не видела мужа пьяным. Во всём виновата война. Степан выправится, отойдёт, он же не алкоголик! Одумается и остановится.
Но Степан «останавливался» только когда в доме кончались деньги - и не на то было купить водки. Опомнившись и придя в себя, Степан с утроенной энергией принимался за работу. Полина, как и прежде, не работала. Всё, что зарабатывал, Степан отдавал жене. Что, впрочем, не мешало ему потихоньку пропивать отложенные на хозяйство деньги...
Деньги быстро кончались, и тогда в ход шла Лидочкина стипендия, которая исчезала ещё быстрей...
- Где деньги? Куда спрятала? - рычал на жену Степан и никак не хотел понять, что денег в доме больше нет.
- Ты же сам их пропиваешь, каждый день берёшь. Вот и кончились. Чего ж с меня-то спрашивать? - спокойно отвечала мужу Полина, и у Степана гасли глаза, опускались руки.
- Полюшка... Ну, прости. Я ж не знал... Думал, прячешь где...
О том, чтобы Полина пошла работать, Степан не хотел даже слышать. В периоды между запоями работал как зверь, и семья жила безбедно.
В один из таких дней к ним постучали: «Откройте, милиция!» Оказалось, пришли за Степаном. Полина в слезах собирала мужу вещи. Степан успокаивал жену: «Не плачь, Полюшка, не плачь, хорошая моя... Обойдётся. Я ж ни в чём не виноват. Разберутся и отпустят».
Но отпустили Степана не скоро: ему были предъявлены серьёзные обвинения в хищении государственного имущества. Полина уверяла дочь, что на отца возвели напраслину, оговорили. Степан не вор, она знает.
Полина ждала мужа. А Лидочка вспоминала бешеные глаза отца, когда он метался по разгромленной комнате в поисках спрятанных от него женой денег. В такие дни они с Полиной ночевали у соседей, на расстеленном на полу старом пальто. Но как бы то ни было, её отец был честным человеком. Коммунистом. Лидочка верила в честность отца, но ... Но - откуда тогда брались деньги?
Вышло всё так, как и говорил Степан: разобрались. Отпустили. Перед Степаном извинились. В ответ он гневно заявил: «Что Иванов-Ранев сидел - вся Москва знает. И знает, за что. А извинения один я слышал, больше никто не слышал. Скажут, откупился, вот и отпустили... Как я теперь работать буду, как людям в глаза смотреть буду?»
И наотрез отказавшись от работы в Москве и от высокой должности, завербовался в Шадринск, преподавателем в городском кулинарном училище. Узнав о решении мужа, Полина сказала: «Не поеду, хоть режь». Степан уехал один и писал жене длинные письма.
Любовно огладив руками конверт, которого касались руки мужа, Полина погружалась в чтение: вздыхала, охала, качала головой и бормотала что-то непонятное про сироту при живом муже. Крупные прозрачные слёзы капали на письмо, и Лидочка боялась, что мама передумает, и они поедут в Шадринск.
Лида больше не хотела жить с отцом, который даже не дал ей денег на учебу (в те времена школа с первого по седьмой классы была бесплатной, с восьмого класса за учебу надо было платить). Лида собиралась учиться дальше, как все её подруги - весь класс. Но отец сказал ей: «Я с четырнадцати лет работал, сам себя кормил, а ты в пятнадцать у родителей на шее сидишь. Пора тебе, дочка, жить на свои. В техникум поступишь, будешь получать стипендию, коль не хватит, добавлю. А про школу забудь, и чтобы я не слышал».