«Уж солнце закатилось, все с фабрички идут.
Маруся отравилась, в больничку её повезут.
В больничку привозили и клали на кровать,
Два доктора, сестричка старались жизнь спасать.
Маруся ты, Маруся, что сделала с собой...»
Песня про Марусю была длинная и жалостная. Марусю не спасли, и она умерла - как она и хотела, не в силах жить без «милОго», который её «омманул»...
Рита шла - по дороге в никогда, и на сердце у неё словно лежал тяжёлый камень, как в бабушкиной сказке про Алёнушку, тяжёл камень ко дну тянет... А Златик весело бежал впереди и взахлёб лаял - радовался всему, что видел, и лаял от радости.
Так и должно быть, он ведь только начинает жить и знакомится с миром, - подумала Рита. И улыбнулась, глядя, как носится пёс, взметая клубы земляной коричневой пыли.
- Ничего, приедем в Москву, мы его в ванне отмоем, с детским мылом! - улыбнулась дочери Лида. Они уходили от Выкопани всё дальше, и с каждым шагом идти становилось легче, словно что-то отпускало их, не держало больше, ласковыми руками подталкивая в спину и помогая идти...
- Вот, мама, и побывали мы в твоей деревне, - сказала Лида, обращаясь к Полине (Рита вздрогнула: мама тоже говорила с бабушкой!) - Навестили Тину. Съездили. Больше не поедем. У неё свои дети, свои внуки выросли, а мы чужими стали, и ничего тут не поделаешь, в одну воду дважды не войдёшь...
Ни в одну реку нельзя войти дважды, - думала Рита. А так хотелось - войти! Рита прикрыла глаза и увидела себя - восьмилетнюю, как плескалась она в Пескарихе, оглашая берега счастливым визгом, а бабушка сидела, опустив ноги в воду.
- На речке, на речке, на том бережо-очке мыла Марусенька белые ноги, - запевала бабушка грудным тягучим голосом. Она знала много песен и пела их Рите. Больше не поёт. Остались только воспоминания - светлые и прозрачные, как речная вода .
А жизнь, как Пескариха, течёт неспешно и незримо, и куда-то уходит навсегда...
Рита не обиделась на Христину - да и как обижаться, сами ведь виноваты, Тина даже на письмо им не ответила, а они приехали - незваные-непрошеные, и собаку привезли! Наверное, Христина сейчас радуется, что их нет.
Вот и кончилось счастье. Нет у Риты бабушки, и деревни нет, и Христины нет. А та, что живёт в её доме - другая Христина, и вовсе не бабушкина сестра, хоть и похожа на неё лицом и голосом. Похожа. Очень.
А той Христины, что была Полине родной сестрой, Ритиной маме любящей тёткой, а Рите любимой бабушкой - той Христины больше нет. И память о ней, как о бабушке, всегда будет светлой.
Конец.
НЕ ВОШЕДШЕЕ В КНИГУ
ИГРА В ШПИОНОВ (вариант главы 10 «Дурында)
Лида с Ритой по-прежнему уходили после завтрака в лес или отправлялись на луговину за щавелем и луговыми опятами, которые здесь называли говорушками. Настя с Костиком больше с ними не просились. На приглашение Риты мотали головами: «Не-ее, мы с вами не пойдём, у нас дело есть». Рита с удивлением обнаружила, что Настя с Костиком за ними следили.
Наскоро позавтракав, испарялись из избы и, прячась за сараем, ждали, когда Рита с мамой и Златиком выйдут из дома. И неслышно крались за ними вдоль кромки леса, изредка мелькая за кустами. Рита всё время их слышала, и ей было обидно: следят, будто они шпионы!
- Мам, а я знаешь что вспомнила? - сказала Рита. - Как мы с Серёжкой рыбу ловили, и он мен за кофту поймал, на крючок! Я домой идти боялась, кофта новая совсем, бабушка накажет. Так мы с ним до вечера сидели, обедать даже не пошли, крючок этот вытаскивали... Так и не смогли, так и пошли домой - Серёжка с удочкой, я на крючке. Бабушка злилась сначала, потом смеялась, потом вытаскивать нас заставила. А резать не разрешила, ей кофту жалко было, а нас с Сережкой не жалко, мы до ночи с крючком этим мучались... Ха-ха-ха! - хохотала Рита.
- Ха-ха-ха! Два рыбака - два дурака! - сказали из кустов.
- Подслушивать стыдно! Да ещё и дразниться! Вы ведь уже большие, а так себя ведёте... Как неразумные. Как умственно отсталые, - сказала Рита кустам. В кустах хихикали и не показывались.