— Опустите рубаху.
— Там только картофельная шелуха, — жалобно застонал он, — пощупайте…
Я жестом повторил требование.
Рубашка медленно поползла вверх, и сразу же к моим ногам посыпались грязные клочки бумаг, причем на некоторых из них нельзя было даже разобрать текста — он был смыт летним дождем. Но шпионов это ничуть не смущало. Ведь Гелен в своей директиве похвалялся наличием у него хороших специалистов. Пусть и они покопаются в грязи. Не зря же, видно, им платят за «труд».
Собрав и аккуратно сложив трофеи, я пригласил задержанного в кабинет для предварительного опроса.
— Фамилия? — обратился я к перепугавшемуся австрийцу.
— Вайтман Францль. Я безработный. Вы меня, наверное, принимаете за врага, но я ваш друг… и все мое преступление состоит в том, что я голоден.
В этот момент распахнулась дверь, и в комнату вошел молодой капитан, которого я уже знал, как командира комендантского взвода по охране штаба, в районе которого был задержан австриец.
— Так это вы задержали булочника? Слава богу! А мы уже начали разыскивать в городе малиновый «Мерседес».
— Задержали его, конечно, вы, а мы только подвезли, так ему, видимо, захотелось. Но разве он булочник?
— Булочник. Точнее, сын кондитера и владельца кафе, но учится в Вене. Мне рассказали о нем сами австрийцы, работающие у нас на кухне. Они увидели его у свалки и сообщили об этом.
— Это хорошо, очень хорошо, — отметил я, — что австрийцы сами начинают понимать, кто угрожает миру, и вступают с ними в борьбу. Ну что ж, спасибо, капитан, за хорошую службу, — обратился я к командиру комендантского взвода. — Вы свободны. Не беспокойтесь, ваш подопечный в надежных руках.
Щелкнув каблуками и отдав честь, капитан удалился.
— Так вы, оказывается, булочник? — обратился я к задержанному. — Тогда будем считать, что роль безработного — не ваше амплуа.
— Скажи, какой негодяй! — выругался Ибрагим. — А еще прикинулся нищим, чуть ли не другом. К чему это?
— Разве ты не знаешь, что враг, притворяющийся другом, наиболее опасен.
— А как поживает художник? — обратился я к задержанному.
Услышав это, Францль вздрогнул.
— Так вы все знаете? — спросил он.
— Знаем, — ответил я. — Знаем и то, что вы уже не первый раз занимаетесь таким видом «спорта», но раньше вам это сходило, а сейчас не сойдет — будете отвечать перед судом.
Францль зарыдал, опустив голову и обхватив ее руками…
Утром следующего дня Ибрагим попросил меня срочно зайти к нему. Войдя, я увидел у него пожилого австрийца в аккуратной спецовке, который тихо, но взволнованно что-то говорил переводчику.
— Новый сюрпризик, — сообщил Ибрагим. — На обувной фабрике готовится забастовка.
Дело в том, что находящаяся в городе М. небольшая фабрика по производству обуви управлялась советской администрацией и работала в счет репарационных поставок с Германии, в прошлом она принадлежала немецкому фашисту, сбежавшему в Мюнхен. По существу, это было советское предприятие, хотя и работали на нем австрийцы. И вот на этом предприятии назревает саботаж.
Отложив все дела, мы поехали с Ибрагимом на фабрику.
Советского генерального директора на месте не оказалось, но главный инженер — австриец, да и рабочие обстоятельно проинформировали нас о последних событиях.
Оказалось, что несколько дней назад на фабрику приехал турист с запада. Осмотрев фабрику, он передал рабочим письмо от бывшего ее владельца. Немецкий фашист угрожал, что, как только русские оставят Австрию и фабрика снова перейдет в его руки, он немедленно выгонит всех, кто работал на русских большевиков. Поэтому он предлагал закрыть фабрику и ждать его возвращения. На часть рабочих это письмо произвело впечатление, породило неуверенность в завтрашнем дне.
Через самих рабочих удалось выявить и подкупленных туристом людей, которые распространяли письмо фабриканта.
— Ничего не поделаешь, и у нас есть трусливые люди, — говорил главный инженер Ибрагиму.
— А вы на что? — спросил он, — почему вы не разъяснили людям бредовый смысл этих писем?
— Я думал, что будет лучше, если это сделает кто-нибудь из советских должностных лиц.
— Значит, плелись в хвосте у отсталых людей, — не выдержал Ибрагим. — Соберите-ка народ во дворе фабрики.
Но народ уже собрали коммунисты. Собравшимся рабочим Ибрагим объяснил:
— Немецкие фабриканты больше никогда не будут иметь здесь права собственности. Австрия станет самостоятельной нейтральной страной. Фабрику мы передадим австрийскому правительству, а не немецкому фашисту. Он больше не увидит ее, как своих собственных ушей.