Федчук замолчал. Лицо его помрачнело. Мы медленно пошли к ожидавшей нас машине.
— Все это я вам говорю не для страха, а для уяснения оперативной обстановки, в которой придется бороться с вражеской агентурой. Должен с уверенностью сказать, что, если бы не шпионаж и не провокации западных разведок, мы имели бы с австрийскими гражданами самые добрые и ничем не омрачаемые отношения, они, в своем подавляющем большинстве, не питают к нам никаких враждебных намерений.
Как прилежный ученик на уроке, я внимательно слушал каждое слово Федчука, думая о том, как применить свои знания и опыт в конкретных условиях Австрии.
— Теперь о конспирации, — остановившись, сказал Федчук. — Вы, конечно, понимаете, что мы работаем в тишине. С народом, обязательно с народом, но в тишине. И если вдруг возникает стрельба, драка со шпионом, погоня, то это значит, что где-то в работе контрразведки произошел просчет. Допущена ошибка, позволившая ее противнику догадаться о грозящей опасности и принять ответные, порой отчаянные меры. Кроме того, такие просчеты чреваты здесь и политическими последствиями.
Я смотрел на Федчука, ожидая его предложения, но он быстро проговорил:
— Теперь, кажется, все. Пойдем к машине.
Возле машины, подавая мне руку, он сказал:
— Итак, пару дней знакомьтесь с городом, а потом — за дело. Шофер отвезет вас в комендатуру М. До свиданья, желаю успехов.
— Спасибо, до свиданья, — ответил я.
Садясь в машину, я осмотрелся, прислушался. Дождь кончился, над Веной сияло солнце.
Глава II. Что происходит в тишине
Австрийский городок М., в котором мне предстояло работать, был расположен южнее Вены, в живописном уголке вечнозеленых отрогов восточных Альп.
Центральная часть города состояла из причудливого переплетения старинных кривых и коротких улочек, тупиков и площадей с памятниками жертвам чумы и архитектурными ансамблями разных времен и стилей, от которых веяло глубокой древностью. Ближе к окраине строения были проще, улицы шире. Здесь размещались мелкие ремесленники, лавочники, землевладельцы, не вполне опрятные закусочные и парикмахерские. На многих зданиях со времен войны все еще сохранились поспешные росчерки наших саперов: «Проверено, мин нет» или «Дом разминирован». И эти надписи напоминали наших солдат, которые, казалось, до сих пор стоят у этих домов, оберегая мир и покой в городе.
Военная комендатура размещалась в отдельной небольшой двухэтажной вилле, расположенной хотя и не в самом центре, но поблизости от него. Здесь же был сад, отгороженный от прилегающих к нему дворов густой проволочной сеткой и сплошными зарослями виноградных лоз. С улицы к зданию примыкали различные коммерческие заведения: магазины, парикмахерские, закусочные и гостиницы с витринами, подражающими венскому шику. Первый этаж виллы был занят под казарму для солдат, несущих в городе гарнизонную службу, на втором — находились служебные кабинеты офицеров.
Встретил меня Военный комендант города Ибрагим Салбиев — молодой, высокий, стройный и, как мне показалось, энергичный осетин. На меня смотрело его лицо, с твердо очерченными губами и темными дугами сросшихся над переносицей бровей. Узнав о том, кто я и откуда, он не скрыл своего удовлетворения:
— Хорошо сделали, что и тебя прислали на помощь, — с едва заметным акцентом заговорил он. — Я ведь чуть не околел здесь. Противная работенка. Каждый день только и жди какой-нибудь каверзы. Правда, есть и хорошие люди, сочувствуют нам от души. Только везде дипломатия требуется, а я ведь не дипломат, а военный.
Мы оба были майоры и как-то сразу перешли на непринужденный тон.
— У нас здесь много друзей, и мы должны постараться, чтобы их стало еще больше.
— Я ведь кадровый строевик, — посетовал на свое теперешнее положение Ибрагим, — командовал батальоном. И вот выдвинули сюда. Предшественник срочно убывал на учебу, и его надо было кем-нибудь заменить.
— Теперь держись, раз уж взялся, — подбодрил его я.
В ответ Ибрагим сокрушенно покачал головой и с оттенком грусти заметил:
— Я решил, что лучше пойти добровольно, чем добровольно-принудительно.
Разговор прервал приход переводчика. Он напомнил коменданту о просьбе бургомистра — оказать помощь во временном расселении нескольких австрийских семей, пострадавших от наводнения при разливе реки.
— А среди них нет бывших фашистов? — поинтересовался Ибрагим.
Переводчик пожал плечами.
— Речь идет о стихийном бедствии, — вмешался я.
— А разве мы из-за них мало бедствовали? — выложил Ибрагим свое кредо, — пусть теперь победствуют и они. Я машинально вытащил платок и провел им по лицу, отирая пот.