– Мы о тебе поговорим, а не о Боге – заговорил тихим, спокойным, располагающим к себе голосом, отец Сергий…
Я подошёл к женщине и всё объяснил, какие лекарства и в каком количестве следует давать сыну. А затем, сославшись на занятость, покинул этот дом. Больше мне здесь нечего было делать. Ещё несколько пациентов, находящихся в разных концах города, ожидали моего прихода. Стоило поспешить, чтобы не закончить обход слишком поздно.
После общения с обречённым атеистом, у меня возникло неприятное предчувствие какой-то непоправимой беды. Я силился понять, с кем может быть связано тяжёлое тёмное чувство. Уже подходя к своему дому, меня осенила страшная догадка. Я вдруг увидел лежащим своего друга в луже крови. Видение пронеслось стремительно и растворилось как дымка. Не веря до конца в такую возможность, отмахнулся рукой от страшного наваждения. Но всё оказалось правдой. Я даже не мог предположить, что случайная встреча днём с отцом Сергием станет последней.
Вечером, возвращаясь домой, он будет проходить мимо шумного ресторана, где станет свидетелем непристойной картины: пьяный немецкий офицер под улюлюканье своей кампании начнёт жестоко избивать мальчишку. Отец Сергий быстро вмешается, оттолкнёт обидчика. Отчего тот, не устояв на ногах, полетит кувырком и невдалеке смешно приземлится. Однако, смеха не последует, наоборот, установится гробовая тишина, не предвещающая ничего хорошего. Отец Сергий нагнётся и станет помогать пострадавшему. Осмотрит испуганного заплаканного мальчика и скажет, чтобы тот шёл немедля домой. И тут прозвучат выстрелы. Оскорблённый офицер, тяжело, с большим трудом, поднимется с земли, достанет из кобуры дрожащей рукой пистолет, нетвёрдо направит его в спину священника и с перекошенным от злобы лицом нажмёт несколько раз на спусковой крючок. Потом ещё раз, и ещё, пока не разрядит всю обойму. И даже после этого он не успокоится, подойдёт, пнёт с остервенением лежащее, уже бездыханное, тело, плюнет и, сильно шатаясь, поплетётся обратно в ресторан. Куда следом за ним направится и его подвыпившая братия.
Все подробности случившегося я узнаю позже от свидетелей трагедии. А тогда, бросившись искать друга по городу, нашел его уже без признаков жизни, на земле, среди толпы, сгрудившейся вокруг погибшего. У меня оборвалось сердце. Я опоздал…
Этот смертельный инцидент потряс меня до глубины души. Как легко можно разрушить то, что несёт свет, и как трудно потом найти замену потере. После похорон отца Сергия появилась пустота. Мы с Юлей не раз обсуждали его гибель, гадали, могло ли быть иначе. В такие моменты душевной возбуждённости я нередко задавался вопросом – когда же, наконец, наступит предел людской злобе? Как же хотелось пожить по-человечески!
***
Время неумолимо шло. Сменялись дни за днями. Вставало солнце и садилось вновь, чтобы луне дорогу уступить. В природе жизнь творилась, а тут, среди людей, вершилось зло.
Уже и зима наступила. Покой в природе. Всё замерло и затихло. Уснуло глубоким сном. А в оккупированном городе царил холод и голод. Больно было смотреть на праздник, сытость одних и страдания других. Матери, чтобы прокормить своих детей, продавали своё тело. Нет в мире трагедии больше, чем, когда любовь вынуждена идти на такие жертвы и падать так низко. Те, кто покупает «такую любовь» бессовестные субъекты, пренебрегающие нормами морали ради мимолётного развлечения. Но ещё хуже те, кто толкает в пропасть душевного страдания. Им нет прощения.
Эта война обнажила все пороки человека. И с другой стороны вывела человеческую добродетель на недосягаемую до сей поры высоту. Ещё раз мир узнал, что русская душа – загадка и неисчерпаемый источник духовных сил. Из-за их напряжения казалось, что время почти остановилось.
Медленно подходил к концу роковой сорок первый. Для меня всё дальше в тёмное прошлое уходили скорбные эмоции, вызванные смертью отца Сергия, и тем ярче вставал его светлый дружеский образ. Я продолжал в память о нём посещать храм, где он служил, однако, того чувства, что было прежде, уже не испытывал.
31 декабря. Новый Год! Мы вдвоём с Юлей скромно отметили праздник. Посидели, вспоминая дни минувшие. На сорок второй посмотрели с надеждой.
3 января. Время десять минут двенадцатого. Подарочные часы Платова спустя десятилетия продолжали идти точно. Иногда я завороженно смотрел на стрелки циферблата. За простым тиканьем скрывалось течение реки времени, нашего бытия.
В мой кабинет стремительно ворвался молодой офицер СС, когда я убирал в карман пиджака часы, и настоятельно просил немедля проехать с ним. Он представился Клаусом Зиббертом, адъютантом полковника Отто фон Шварца. Цель своего визита объяснил по-военному лаконично – у полковника беременна жена, у неё возникли какие-то серьёзные осложнения. Доктор же, наблюдающий её, а именно Гроссман, порекомендовал обратиться ко мне за помощью. Держался этот мальчик, как я его окрестил, с достоинством, чётко отчеканивая каждое произносимое слово. Затем он извинился за свою некомпетентность в медицинских вопросах, однако постарался ввести меня в курс дела так, как ему было велено. Не мешкая, я перепоручил своей помощнице Зине, прекрасному врачу и другу, всех пациентов, ожидавших приёма в коридоре. Закончив все необходимые срочные распоряжения, мы вышли на улицу, где нас ожидала чёрная машина с включенным мотором. Спустя несколько минут она мчалась по городу, клаксоном освобождая себе дорогу.