– Есть и продолжение этой истории – ответил Алексей Иванович, – через несколько лет Санчо стал одним из богатейших людей северо-востока Мексики, ему принадлежали обширные земли, на него трудилось много крестьян. Всё казалось незыблемым и вечным, как движение солнца. Но короткий миг может поменять местами верх и низ. И вот Санчо уже лежит на земле в предсмертных конвульсиях. Любимый конь на конюшне ударил своего хозяина в грудь обоими задними копытами. Так никто и не понял, за что обычно смиренное животное вдруг так взбрыкнулось. Навсегда осталась тайной его смерть.
Горестно было матери получить известие о кончине своего сына. Всё нажитое им, после вступления в наследство, она раздала нуждающимся, оплачивая долги бедняков. За что в родной деревне её почитали как святую…
– Собаке собачья смерть!
– Есть же правда на грешной земле.
– Справедливость заключается в том, чтобы воздать каждому своё – сказал вдруг один щуплый, похожий на подростка, заключённый в круглых очках.
– Сам выдумал?
– Нет, не я, Цицерон.
– Ну, всё верно сказал…
Я слушал эмоциональное обсуждение поступка этого Санчо. Вымышленная эта история или нет, не имело значение. Важно то, что несмотря на тяжесть порой содеянного, в людях сохранилось и проявилось сострадание, чувство справедливости, отзывчивость. И для многих из них понятие «мать» осталось священным, нежно оберегаемым.
***
В лагере жизнь шла по установленному порядку, с рутиной и трудовыми вахтами. Пока не случилось одно происшествие, сильно встряхнувшее всех обитателей не только нашего барака, но и всего лагеря.
В один из хмурых ненастных дней из-за сильного шквального ветра и непогоды работы закончились намного раньше обычного. И усталые, обозлённые люди возвращались на свои места. Надо сказать, предстоящей трагедии уже способствовали некоторые обстоятельства. Они словно угли тлели в нашем блоке, пока не разгорелись, и костёр не запылал ярко. Ещё с утра у всех было какое-то гнетущее настроение. Появилась с острыми выпирающими краями озлобленность, цепляющая всех как заразная болезнь. Нервозность, чувство опасности буквально витали в воздухе, отравляя и без того «нечистую» атмосферу, готовую взорваться по малейшему поводу. Было как-то жутко, непередаваемо тоскливо и противно. Молнии, в виде возникающих в разных местах барака потасовок, уже сверкали. Следовала очередь грома. Как в театре, каждому явлению свой акт. Тучи вокруг стали чёрными, почти осязаемыми. Внутренне я содрогнулся от той поднимающейся агрессии, которая безудержно искала выход. Напряжение стало столь велико, что искрило уже повсеместно.
И гром грянул… К нам в барак привели новую партию заключённых. Среди них был один, с виду обычный мужчина средних лет, без особых ярких примет. Но он выделялся от остальных неким неуловимым признаком. В нём сидело или жило нечто такое, что решительно всех настроило против него. Очень странным он показался и мне. Именно в нём я увидел ту роковую неминуемую развязку.
Затем мне пришлось уйти и всё происшествие случилось уже в моё отсутствие. Уже после я благодарил судьбу за то, что «там» не оказалось и моих друзей, коих накануне положил в больницу. Так я старался поддержать их здоровье и оградить от чрезмерных физических нагрузок.
Итак, тот человек шёл робко, исподволь оглядываясь по сторонам и съёживаясь, точно чувствуя в отношении себя неслышимый гул неодобрения и неприятия его со стороны «коренных» обитателей барака. И тут один из уголовников по кличке Босяк вскочил со своего места как ужаленный. Быстро подошёл пружинистой походкой к «гостю» и внимательно осмотрел того с ног до головы, точно коня на продаже. Потом очень довольный обернулся к своим приятелям и проговорил: «Это он, я из-за этой гниды здесь кантуюсь!». Те тоже приподнялись и впились цепкими колючими ничего не предвещающими хорошего взглядами в лицо новенького. Похоже, каким-то образом пути Босяка с этим человеком пересекались, и разошлись они крайне плохо. Настолько недружелюбно, что все его дружки имели полное представление о сути конфликта.
«Ну что, я же говорил тебе, встретимся, земля она круглая!» – и Босяк стал чернее ночи. Вскоре пару окружила толпа матёрых уголовников. Все их действия напоминали стаю ворон, готовых расправиться с чужаком. Причём в их действиях не прослеживалось ничего личного. Скорее они руководствовались исключительно справедливостью «по своим понятиям». Это был суд – расплата за нарушение воровского кодекса, неумолимая и приводящаяся в исполнение сразу же, как только появится такая возможность.
Били его жестоко, долго. И никто не посмел вмешаться. Страшная картина. Разумное уступает место дикому, необузданному. И причины такого замещения кроются в глубинах человеческой психики. Я знаю, что во всём есть смысл. Все участники драмы были людьми неслучайными. Некая сила собрала их здесь, каждый подошёл к этой кульминации со своим багажом и своей тропой. И пусть тогда никто не понимал закономерности происходящего, но чувство личной причастности к мести посетило всех. Точно также пришло всеобщее облегчение после завершения расправы.