Время… Как оно скоротечно для отдельного человека! Только с годами приходит понимание, что жизнь подобна молнии, яркой вспышке. Ты мчишься подобно падающей звезде. И за этот стремительный полёт ты успеваешь или не успеваешь любить, познать тайны, творить. Как мало и как много умещается в пройденном пути. Сколько полезного для своей души можно приобрести и сколько нужного потерять, обеднеть и вернуться в иной мир ни с чем, поистине голым, без украшающих нас светлых одежд добрых поступков. Нужно всегда оставаться человеком. Ведь смысл нашего рождения прост и сложен одновременно. Мы приходим сюда, чтобы стать ближе к Богу. Тому вечному, недостижимому идеалу, к которому необходимо устремиться всеми силами души. И иного пути нет, иначе погибель, не просто физическая, а более страшная, с потерей права на жизнь во всём его глубинном значении. В этом моё непоколебимое убеждение…
О многих подобных вещах я думал по пути в Москву, предоставленный самому себе. Мой сопровождающий дал мне такую нечастую возможность за последнее время побыть со своими мыслями наедине. Их поток, словно прорвав искусственную плотину, хлынул мощно, свежо, размашисто. Чистый воздух наполнил лёгкие моей души, она задышала свободно, легко. Истосковался я по тишине. Как там у Руми: «Тишина – язык Бога, все остальное – плохой перевод». Человеку изредка следует уединяться от суеты и погружаться в свои мысли, чтобы понять, кто ты есть. Ответить на вопрос, куда движешься путник в вечности?
По дороге я жадно всматривался в послевоенное течение жизни, в лица людей, читал их настроения. Нелегко всё давалось, везде чувствовалась нехватка рабочих рук, именно мужских, кругом женщины, подростки делали черновую работу. Какой груз лёг им на плечи! С болью давался переход на созидание. Четыре с половиной года войны до неузнаваемости изменили уклад людей и их самих, вынужденных проживать каждый день как последний, не особенно задумываясь о дне завтрашнем. И потому разворот в будущее, его планирование на долгую перспективу ограничивался пока принципом «больше нет войны» и надеждой на возвращение близких, насущными хлопотами. Народное желание жить по-новому завладевало умами. Страна возродится и станет монолитом, в этом не было сомнений. Её нельзя победить, каким бы хитрым, коварным не слыл враг. Единая цель – победа, сплотила всех и каждого, и повела дальше.
Показались огни Москвы. Мы приближались к конечному этапу путешествия. Наш самолёт уже начал заход на посадку. Ночное небо, горящие вдалеке и внизу фонари спящего города создавали таинственную атмосферу. Моё сердце забилось чаще, что будет после Москвы. В машине, поезде, самолёте я чувствовал себя по-разному, но была одна нить, которая всё связывала, а сейчас она привела меня к такому нетерпеливому жгучему желанию, справиться с которым мне оказалось не просто. Меня буквально захлестнула волна-порыв отправиться на вокзал, взять билет и мчаться домой, где тебя ждут, любят, надеются увидеть. Всколыхнулись, поднялись из глубин души, спрятанные доселе, как под замком, эмоции, любовь к жене, сыну. Они физически толкали сделать такой вожделенный шаг.
У меня участилось дыхание, заболело в левой части груди, в глазах потемнело. Я непроизвольно приложил руку к сердцу. Стало немного легче.
– Что с вами, Фридрих Карлович? Вам плохо? – с неподдельным участием и сочувствием спросил Юрий Петрович, внимательно осматривая и стараясь расстегнуть верхние пуговицы моего пальто.