Стал замечать за собой, что меняюсь. Мои не самые лучшие качества как-то вспыльчивость, порой чрезмерная придирчивость, чувства досады, обиды исчезали сами собой. Вместо них в свою семью я теперь нёс нежность души, бо̀льшую чуткость, понимание с полуслова. Коллеги по работе, как потом поведал мне спустя время один знакомый, говорили про меня, что я перестал быть «педантичным сухим немцем», а оказался милым, но по-прежнему требовательным начальником, которого уважали и ценили за умения и человечность.
Подходил к концу срок беременности Юли, когда мне внезапно пришлось отъехать в дальний район. Я планировал быстро закончить там свои дела, но задержался сверх ожидаемого. По возвращении назад я застал жену с сыном. Никакие слова не помогут передать ту бурю радости, восторга, вихря эмоций, захлестнувших меня от увиденной картины – Юля с ребёнком на руках. Позже, вспоминая те моменты, не могу точно восстановить в памяти всю последовательность действий. Как в тумане обнимал их обоих, целовал, смеялся и слышал успокаивающий, родной, любимый голос «Тише, тише!».
Настала ещё более замечательная пора в моей жизни. Это было поистине благословенное время. Я страстно, всем сердцем желал непрекращающегося продолжения счастливых мгновений.
Шли годы… Серёжа подрастал. Мы назвали нашего сына в честь отца Юли, человека сердечного, сильного, мужественного. Мальчик рос очень смышлёным, веселым. Как все дети Серёжа отличался любознательностью, его интересовало всё, что попадалось ему на глаза. Он трогал, щупал, тянул в рот любую вещь, оказавшуюся в маленьких ручках. Игрушки особо не жаловал, предпочитая им предметы полезные, особенно мои медицинские инструменты, флакончики, баночки, которые стремился достать, если вдруг случаем находился поблизости. Поэтому мы с Юлей, когда брали Серёжу на руки, старались держать его подальше от опасных штучек. Казалось, ничего не могло омрачить наше семейное счастье. Но, видно, не суждено было сыну стать взрослым. Жизненный путь Серёжи оборвался в ранние школьные годы. Случилась трагедия летом в один из жарких июльских дней. С друзьями он пошёл искупаться на реку и оттуда больше не вернулся. Мы с женой бывало любовались им, стоя на берегу, восхищались его умению ловко плавать, глубоко нырять. Но в тот раз навыки Серёжи оказались роковыми. На спор он заплыл очень далеко и, видимо, попал в сильный водоворот, чем была знаменита та река. Она то и утащила в свои недра храбреца. Новость о смерти сына подкосила нас обоих. Точно свет везде погас и настала вокруг тьма. Никакие слова утешения, поддержки, искренние слова соболезнования не доходили до сердца. Дом опустел враз. Не было слышно больше детского смеха, пропала живость. Всё вымерло внутри. Игрушки Серёжи, его одежда, другие вещи вызывали невыразимую тоску от безвозвратной утраты. Слёзы наворачивались сами собой и начинали душить. В особые минуты отчаяния мы с женой сидели рядом, я держал её руки в своих руках и вместе преодолевали захлёстывавшие нас волны несчастья. Долго не отпускала печаль, очень долго. Но время лечит, хоть порой и требуется на выздоровление длительный период. В конце – концов жизнь взяла своё. Мы оправились от трагедии, но после этого случая Юля больше не могла иметь детей. Сильный страх потерять ещё раз ребёнка оказался выше её сил.
Однако, когда я привёл Колю в наш дом, она всю нерастраченную любовь направила на мальчика, и первая заговорила о необходимости его усыновления. В ней вновь проснулись дремавшие до сей поры материнские чувства, которые теперь бурным потоком изливались на вновь обретшего семью сироту. Я благодарил Бога за его милость к нам, за заново возвращённое счастье иметь и воспитывать ребёнка. Но больше всего меня радовала моя жена. Те перемены, что пришли в наш дом вместе с Колей растопили её и сделали прежней, веселой и жизнерадостной. Только сейчас я понял, как мне не хватало её света и заряда. Может быть, была в том и моя вина. Я много думал об этом…
«Прибываем!» – услышал я голос проводника и посмотрел машинально в окно. Поезд неспешно пробирался среди составов, каких-то цистерн и потом, наконец, вкатился, пыхтя на вокзал. Остановился. Попрощавшись с проводником и другими пассажирами, вышел на перрон и глубоко вдохнул вечерний свежий воздух. После затхлого вагона даже прокуренная станция меня взбодрила. Кто-то толкнул в плечо и даже не оглянувшись поспешно побежал в своём направлении. Я взял свой чемодан и небыстро пошёл к выходу в город.
– Фридрих Карлович! – окликнул меня чей-то радостный голос. В мою сторону шёл молодой офицер. – Фридрих Карлович – повторил он моё имя.