Трудно, правда, Бине сказки рассказывать. Теперь-то она уже знает, кто такая принцесса, и что такое золото. Но все равно кое-что приходится адаптировать.
— Жила-была девочка, — начала я, — мама ее умерла (что такое отец, Бина все равно не знает, даже понятия такого не слышала), и ее взяла к себе другая тетя, очень злая. У тети было своих две дочки. Они все жили в одном доме. Своих дочек тетя любила и баловала, у них была вкусная еда, красивые платья, они ничего не делали. А девочка должна была все время целый день работать, еду ей давали очень плохую и мало, били, ну и вообще… спала девочка на золе перед печкой, это… ну такая штука, у них там было холодно, и вот печка нужна была для тепла. И поэтому девочку прозвали Золушкой.
Однажды король во дворце устроил большой и пышный бал. Он сказал, что на этом балу его сын, принц выберет из всех девушек самую красивую и на ней женится, и она будет жить во дворце. Тетя и ее дочки захотели на бал. А Золушке тоже хотелось, но тетя сказала — ты что, у тебя же нет красивого платья, как ты поедешь на бал? И вот они уехали, а Золушка осталась одна и горько плакала, потому что ей так хотелось хоть одним глазком увидеть принца… — я вдруг замолчала. Мне почему-то расхотелось рассказывать.
— Ну а дальше, дальше! — попросила Бина. Я словно онемела, глядя в пол. Не хочется. Противно. Неправда это, никакие феи ведь к бедным девочкам не приходят. Черные глаза Бины смотрели умоляюще…
— Ну и потом, — неожиданно для себя самой сказала я, — Золушка встала и вытерла слезы. И сказала себе, что не будет плакать. Она пошла в конюшню и вывела оттуда старую лошадь, на которой давно никто не ездил. И она села на лошадь, потому что умела прекрасно ездить верхом, и поскакала во дворец.
Дворец был весь освещен огнями. У дверей стояли стражники…
— Это кто?
— Ну… ханкеры. Золушка поняла, что внутрь она попасть не сможет, ведь на ней старенькое и некрасивое платье. Но и домой ей не хотелось возвращаться. Тогда она поехала в лес, а там жили разбойники. И Золушка им сказала, что тоже хочет быть разбойницей. Они стали жить все вместе. Они грабили на дорогах ханкеров и богатых людей, и часть того, что отбирали, отдавали бедным людям. Так предложила Золушка, и разбойники согласились. Скоро у Золушки стало много денег, и красивые платья… Однажды по дороге ехал богатый молодой рыцарь. Он возвращался с войны. Разбойники решили на него напасть, но рыцарь долго отбивался, потому что очень хорошо умел сражаться. Разбойники уже хотели оставить его в покое, и тут Золушка вышла посмотреть, кто это так хорошо сражается. Рыцарь увидел ее и сразу полюбил. Он предложил ей стать его женой и жить в его замке. Золушка тоже полюбила храброго рыцаря и сразу согласилась. Они были очень счастливы, богаты, и у них было много всякой вкусной еды. Кроме того, они делились со всеми бедными людьми, и вокруг всем было хорошо… И однажды принц устроил очередной бал, ведь он еще не выбрал себе невесту. Рыцарь и его жена тоже приехали на бал. А Золушка была очень красивая. Как только принц ее увидел, он сразу захотел на ней жениться. Но Золушка отвернулась и сказала, что у нее уже есть муж. И вообще принц ей не понравился, он был слишком маленький и толстый. Так принц и остался без жены. А Золушка и рыцарь жили долго и счастливо…
Бина сидела как зачарованная.
— Ну все, Бина, иди, — я подтолкнула ее, — устала ужасно.
— А ты ложись, тетя Синь, а я тут посижу, можно?
Я легла, а Бина уселась возле меня.
— А тебе кто эту сказку рассказывал? — спросила она.
— Никто, я сама придумала.
Бина задумалась.
— А у тебя мама была, когда ты маленькая была?
— Ну конечно… только она умерла.
— И тебя взяла злая тетя? — глаза Бины расширились. Я засмеялась.
— Да нет. Меня взяли учиться в школу.
— А это что?
— Ну это все дети живут вместе и учатся.
— Учатся… это как?
— Ну учатся разным вещам. Читать, писать, водить корабли… (странный набор, но ничего другого мне в голову не пришло).
— А ты умеешь большие корабли водить? В небе?
— Да.
— А почему ты не улетишь отсюда? — с недоумением спросила Бина.
— Так где же я возьму корабль?
— Би-ина, — донеслось с другой стороны барака, — спать иди наконец, чертовка.
Девочка ойкнула и убежала.
Сезон дождей окончился, стебли сэнтака зацвели новой изумрудной листвой. Зато снизу поднялась богатая поросль сорняков. Правы, тысячу раз правы старожилы — хуже прополки нет ничего. Есть растения колючие, а хвататься за них надо все равно… Есть такие, которые нипочем не выдерешь из земли, железные прямо. Вспотеешь, пока хоть метр пройдешь. А солнце опять жарит вовсю. Ханкер стоит рядом, поглядывая на нашу работу. А мне все равно…
Мне уже все равно. Это страшно? Наверное. Не знаю. Мне просто все безразлично. Все нормально. Моя кожа выгорела на солнце, темная, сухая, с белыми зажившими рубцами. Руки приноровились к работе, кажется, я всю жизнь только и занималась, что прополкой сэнтака. Желудок, похоже, прирос к позвоночнику — это уже у меня привычное состояние во второй половине дня. Мне ничего не хочется. Бежать все равно нельзя, сумасшествие. Я уже давно не думаю об этом. Я — машина. Отличная, хорошо налаженная, сухая и крепкая машина по выработке сэнтака. Хорошо бы на ужин дали рис. Хорошо бы лысый ханкер не заехал плетью просто так, от скуки.
Сигнал! Я с облегчением распрямляюсь, вслед за остальными бреду с поля. Вдруг чья-то рука легла мне на плечо. Я обернулась — Громила.
— Ну-ка, смотри мне в глаза.
Он глядит на меня внимательно. Мне безразлично — ну пожалуйста, посмотрю, раз тебе такой каприз взбрел в голову.
— Закрой глаза. Теперь открой.
Он толкнул меня вперед. Я едва удержалась на ногах.
Сегодня у меня есть кое-что для Бины. Она уже почти не встает, часто кашляет. Наверное, долго и не проживет. Но я теперь приноровилась, надо же хоть какие-то выгоды извлекать из своей независимости — вчера давали на ужин галеты, наверное, на каком-нибудь корабле у НЗ срок годности вышел. Галеты сладковатые. Я выменяла на свое колесо парочку для Бины. У Кими — она все равно все знает, а другим открываться рискованно.
Странно, сегодня Кими не видно. Где это она, интересно…
Я вытащила из-под подушки галеты. Пробралась в угол барака, к Бине. Она лежала с закрытыми глазами, но вроде бы, не спала. Я осторожно прикоснулась к ней.
— Бина… Бина, это я.
Девочка открыла глаза и смотрела на меня как-то безразлично. Я почувствовала, как комок подступает к горлу.
— Бина, вот смотри… это тебе.
Бина посмотрела равнодушно на галеты. На верхней губке ее блестел пот.
— Не хочу, — сказала она, — пить.
Я напоила ее, сдерживая слезы. Потом поплачу, позже. Так привязалась к девчонке, с ума сойти… Нет, не выжить ей здесь. Никак. Даже и думать нечего. Два дня еще проживет, или неделю.
— Может быть, все-таки немножко… погрызи, а? Они полезные.
Бина только головой помотала и закрыла глаза. Я хотела встать, но она вдруг произнесла слабо и отчетливо.
— Не уходи.
Я взяла ее ручонку, положила к себе на колени. Стиснула зубы, чтобы не плакать. Бина уже неделю болела, но мне все казалось, что это так, это пройдет… И вот только сейчас я поняла, что болезнь эта — последняя.
Встретит ли ее кто-нибудь там, за чертой? Почему-то мне казалось — встретит. Не могу представить, чтобы там ничего не было. Или это мозг так защищается от невыносимой душевной боли?
Дверь барака вдруг распахнулась. Вошел Громила, за ним еще двое ханкеров, и за шкирку Громила тащил Кими. Адоне-творец, в каком она виде! Похоже, ее долго и основательно били…
— Ну, показывай! — громогласно приказал ханкер. Все в бараке затихли. Кими прошла несколько шагов, пошатываясь, уставилась на мою пустую соту. Ткнула пальцем.
— Тут… не знаю.
Я вскочила.
— Кими, ты меня ищешь?
Кими вздрогнула от звука моего голоса, как от удара и опустила голову.