Может, не помнит его?
Это к лучшему.
Однако, подумав так, действовать он стал совершенно иначе: выяснил о майоре Смородиной все, что возможно.
Даже то, что живет она в служебной квартире на Васильевском и, между прочим, одна.
Саша уже свернул на Садовую, считая минуты, когда наконец высадит начальника у дома и поедет к себе, чтобы расслабиться с пивком и соленой рыбкой, присланной вчера батей из Астрахани, но тут Борисоглебский неожиданно скомандовал:
— Отвези меня на Васильевский и по пути заскочи в цветочный.
«Снова здорово! Никак у нашего гон начался!» — подумал Саша, но ничего не сказал, лишь равнодушным голосом поинтересовался, какой нужен букет.
— Шикарный, — ответил тот, и Саша понял, что не ошибся.
«Надо адресок запомнить», — сделал вывод умный водитель и прибавил газу.
Когда Андрей заявился к ней в десятом часу с букетом, Кира не удивилась. Бросила цветы на столик и вдруг обняла, да так, словно с войны дождалась.
Обалдевшему от неожиданности Борисоглебскому — а он-то слова красивые приготовил — ничего не оставалось, как подчиниться. Впрочем, ненадолго. Очень быстро он перехватил инициативу и…
На этот раз они проснулись одновременно.
— Привет, кофе будешь? — поинтересовалась Кира, заправляя за ухо спутанную прядь.
— Сначала в душ.
— Тогда полежи еще немного. В душ я первая.
Она хотела встать, но он не пустил. Этих нескольких фраз хватило, чтобы ужасно захотеть ее. Даже сильней, чем вчера. Сильней, чем всех женщин, которые были до нее. Сильней, чем он мог представить.
Хорошо, что на календаре была суббота, а за окном ливень. Никуда идти не нужно, да и не хочется.
Кофе был сварен, выпит и забыт. А вести разговоры они собрались ближе к обеду.
— Так ты замужем?
— И очень давно.
— А где же следы присутствия любимого мужа? Или я невнимательно смотрел?
— Внимательно.
— Не захотел уезжать из Москвы? Ценный специалист?
— И то и другое. Но дело не в этом.
— Ты не захотела?
Кира дернула плечом.
— Это не очень интересный разговор.
— Тогда давай об интересном. У тебя русская фамилия, а отчество Ахматовна. Откуда?
— Папу так назвали в честь деда по матери. Тот был настоящий героем. Две звезды еще на фронте получил.
— Дважды Герой Советского Союза? Ого!
— Его именем в родном селе улицу назвали. Чеченцы до сих пор помнят.
— Понимаю. Смородина — это от ягоды?
— Нет, — засмеялась Кира. — Это в женском роде такие ассоциации. Смородин — от «смород», то есть «смрад».
— Лучше пусть от ягоды.
— Не скажи. Мой предок глину обжигал под Новгородом. Запашок и дым стояли не очень приятные, но дело-то уважаемое.
— Откуда ты знаешь про свои корни?
— Моя бабка с маминой стороны — историк.
— А мать, отец? Тоже историки?
— Мама — врач. Терапевт. Отец следователем работал. Сейчас на пенсии по инвалидности после ранения. Розы выращивает на даче. Отличные, кстати.
— Так ты из потомственных?
— Из них. А ты против?
— Я — нет. А твоему мужу вряд ли нравилось. Угадал?
Кира усмехнулась.
— Я смотрю, тема мужа тебе покоя не дает. Все время возвращаешься.
— Да нет, это я так, из интереса.
— Ну я и говорю. Не нравилось, ты прав. Он заведующим отделением в больнице работает. У него все по расписанию. Есть время приема, есть время для дома. Так он говорит.
— А у тебя для дома времени нет?
— А у тебя?
— Начнем с того, что у меня и дома-то нет. В Москве живу у родителей. А в Питере в бабкиной квартире. По наследству досталась. Кстати, хочу тебя в гости пригласить.
Кира, которая как раз набрала полный рот чаю, чуть не подавилась.
— К себе? А ресторан? А Мариинка? А прогулка по Финскому? Или на худой конец Музей воды?
— А что, и такой есть?
— Есть. На Шпалерной. Ты мне зубы не заговаривай. Признавайся, что задумал!
Борисоглебский зачерпнул полную ложку варенья и отправил в рот. Кира смотрела, склонив голову и едва сдерживая смех.
— Я не хочу водить тебя по музеям, — признался Андрей.
— Так… Значит, ухаживания отменяются?
— Отменяются, — покаянно вздохнул он. — Я не хочу с тобой никуда ходить, потому что хочу…
— Чего же?
Андрей аккуратно положил ложечку на стол и вдруг сгреб ее.
— Хватит издеваться!
Стиснутая его руками, Кира охнула, но вырываться не стала. Давно никто ее не тискал. А это, оказывается, очень приятно.