Аня вернулась из среднеазиатской командировки полная самых радостных впечатлений. Выглядела она бодрой, здоровой, жизнерадостной. Удалось по многим пунктам предложений уломать местное руководство. Многочисленные встречи со специалистами и, в заключении, прощальный пикник в живописнейшей долине на берегу горной реки с обильными угощениями от национальной средне азиатской кухни остались незабываемым свидетельством удивительной благожелательности и гостеприимства ради дела, удовольствия и простой дружбы.
- Ну-ка, дружище Владимир, открывай быстрей вот этот ящик, - радостно попросила Аня, с возвращением домой испытывающая заметное возбуждение, Там лишь десятая доля того, что пытались мне всучить на дорогу. Еле отбилась.
За окном в столице стояла снежная, декабрьская, морозная зима, а на столе два огромных свеженьких, будто только что с плантации, арбуза и гора крупного, отборного винограда...
Возвратившаяся с дальней командировки хозяйка дома смотрела на разложенные фрукты и говорила:
- Муж, попробуй. Такая вкуснота может только присниться. Такого нет нигде в мире. Бывает только в Средней Азии.
Всем своим видом Аня излучала удовлетворение, радость и счастье от своей поездки.
А спустя два дня Анна совместно с другими сотрудниками института проходила обычную ежегодную диспансеризацию...
Слышно было, как ключ вошел в замок входной двери. Вошел до конца и медленно, неуверенно провернулся. Как - то отрешенно с тяжелым скрипом отворилась дверь. Неторопливые, нечеткие шаги в прихожей. В свисающей правой руке - шляпка. Шубка распахнута. Синий костюм, ладно сидящие на ногах черные полусапожки. Встала у входа в комнату, облокотилась, прислонила голову к косяку двери. На мгновенье - потупленный взгляд. Подняла голову. Милые, знакомые, крупные черты. На бледном лице - невеселая улыбка.
- Муж, не пугайся, - юг отменяется.
Остановилось сердце, застыла кровь.
- Знаешь, что мне сказали врачи? - слегка заметная дрожь в голосе. Влажная пелена в глазах собралась в две слезинки, полные какой-то беззащитной детской обиды и отчаяния.
Владимир замер. Стоял, молчал - слова застряли в горле.
А Аня после некоторого раздумья продолжала:
- Они, без всяких обиняков сказали: " Вы наша больная". Как они могли так прямо, с первого раза? А? Володя, скажи? Как?
А билеты на юг были уже закуплены. Год целый жила мечтой побывать с внучкой на море...
Двадцать с лишним лет прошло после первого звонка, известившего о том, что коварная страшная болезнь постоянно где - то рядом. Тогда чудом удалось избежать ее. А может быть и не чудом. Ей были противопоставлены молодость, лихость, безумие и она, болезнь, дрогнула, не посмела, отступила. Думалось, что насовсем. Но, оказывается, - нет. Теперь, спустя столько времени, она опять готова в любую минуту обрушиться своей смертельной угрозой на беззащитного человека, которого медицина пока - что не может спасти.
Что можно сделать сейчас? Задавал себе вопрос Владимир. Заключение получено от весьма авторитетного профессора. Опять пренебречь им? На этот раз он сразу почувствовал, что Аня ему не союзник. Он вдруг понял страшную истину. В таком возрасте никто не вправе распоряжаться жизнью другого человека. Будь он тебе самым близким, самим любимым, самим дорогим. Страшно подумать о том, что пораженный болезнью человек должен сам, несмотря на свою немощность, наедине с самим собой обдумать и потом самостоятельно распорядится своей судьбой. Это обстоятельство особенно трагично для больного обладающего мужеством терпеть, молчать, не ставить в затруднительное положение преданного ему человека, который, если что, всю жизнь будет раскаиваться в том, что его совет привел к роковым последствиям.
Аня проходила вначале клинические обследования и курсы лечения, которые действовали на нее довольно изнуряюще.
Несмотря на ее болезнь, они продолжали давнюю их традицию выезжать в свободное от работы время на прогулку в загородный лес.
Поселок Опалиха. Всего в тридцати минутах от Москвы. Просторная зеленая поляна в лесу с единственной сосной в центре была излюбленным местом для Ани и Володи. Там был простор для игры на зеленой, густой траве. В жаркую погоду можно было отдохнуть в густой тени под широко раскинутыми хвойными ветвями.
Как-то за полгода до страшного известия о ее болезни они затеяли здесь игру в... футбол. Эта идея возникла в споре во время прогулки по лесу. Анька, как это бывало неоднократно, горячо доказывала, что в любом деле женщина может дать фору мужчине. Володя предложил футбол. Она согласилась. Они всегда брали с собой в лес волейбольный мяч, и на этот раз он был использован, как футбольный.
Тогда в разгаре игры он поскользнулся и упал. Возникла опасность, что Анька забьет гол в его "ворота". Ему удалось быстро вскочить на ноги, забежать вперед, и, преградив ей путь, широко, свободно сомкнуть руки в кольцо вокруг своего противника, - яростного, потного, разгоряченного зверёныша с горящими от азарта и негодования глазами, готовыми поразить его на повал из глубины свисающего над ними буйным хохолком. Пока он запыхавшийся твердил, что со столь очаровательной особой футбол может быть лишь только футболом с поцелуями, она, отчаянно протестуя, беспомощно колотила его в грудь со сжатыми до бледности в пальцах кулаками. В его власти оказалась буйная, непокорная любовь и кровь его все больше закипала безумной, счастливой страстью.
Тогда энергия, задор, пульс жизни еще бил ключом, хотя обоим было уже без малого шестьдесят ...
А потом, всего лишь через полгода...
Здесь, у любимой сосны посреди небольшой солнечной поляны они отдыхали после игры в бадминтон. Это была одна из последних поездок загород. Он уже знал всю суровую правду от врачей. А она? Надеялась и говорила, что пока она чувствует себя еще не важно. После нескольких сеансов химиотерапии ей уже было тяжело играть. Временами останавливалась и не надолго прикладывала руку к правому боку. Он решил не отказывать ей ни в чем, - она сама попросила поиграть. Может быть, чтобы подбодрить ее и себя. Каждое ее удачное движение порождало в нем надежду на то, что врачи ошибаются. Он смотрел на это румяное лицо и алые губы, на живые, умные глаза, из глубины которых сквозь еле заметную пелену печали по прежнему светила ему жгучая, неспокойная, безмерно счастливая заря, - и не мог, никак не мог, заставить свое сердце поверить в то, что впереди, - роковой исход. Временами, оставаясь наедине с собой, со своими горькими мыслями, он до крови сдавливал челюсти и сквозь зубы цедил: " Не быть тому! Такое совсем исчезнуть не может и не должно! Великий создатель не в состоянии поднять руку на собственное неповторимое детище. Не может! Иначе..., - фатальное крушение веры в жизнь, ее красоту, смысл и, да простят меня люди на этой земле, полный провал веры в существовании Благосклонного, Всемогущего бога на небесах!"
В чем только надежда на ее выздоровление не толкала его искать свое подтверждение. Сколько раз он загадывал. Едет он в автобусе мимо театральных афиш. Мелькают названия театральных представлений, кинофильмов. И словно наваждение: "Потухшие зори", "Над пропастью", " Крах вселенной". Володя вздрагивал, ладонью закрывал глаза... Но проходило немного времени, и надежда вновь оживала.
Лежали они рядом в тени раскидистой нестройной, одинокой сосны и смотрели сквозь ее ветви в голубое небо. Протянувшиеся в разные стороны длинные толстые стволы светились позолоченной корой. Даже, когда солнце скрывалось за облаками, они отдавали благородством своей позолоты.
Вот и сейчас рядом с Аней у сосны он опять принялся за свое. Он обратил свой взгляд на начало одной ветви, кора которой особенно поражала своей яркостью.
" Не нужно больше загадывать. Хватит! Думай о другом!"
Назойливое желание подтвердить свою веру в благополучный исход упорно сверлило мозг, лишало покоя. Но риск может не оправдаться и тогда, отчаяние и страх могут совсем выбить его из колеи. С диким усилием удерживает свой взгляд в начале ветки. Ему хочется видеть, куда дальше она устремилась, - ввысь к свету или печально склонилась к земле. Ощущение, словно стоит у края пропасти, и загадочная сила увлекает его сделать шаг в сторону черной бездны.