— Я очень люблю животных, птичек и даже червяков, но еще больше я люблю людей.
— Если я погибну, ты будешь свободен и с чистой совестью.
— Иногда мне кажется, что ты не говоришь, а бредишь.
Зачем мне семья? Фундамент семьи — это стабильность, а я не уверен даже в завтрашнем дне. Увяз по самые уши. Не хватало еще тянуть за собой в пропасть еще кого-нибудь.
— Белинда, поверь мне — это самоубийство.
— Не факт!
Тупая блондинка. Если б ты только знала последствия использования МВК—40. Но как тут скажешь правду?
— Мне страшно. — Опустив голову, признался он. Он непривычно серьезен.
— А мне — нет. Я понимаю, что “остаточные вихри” несут в себе определенную угрозу. Но я предпочитаю решать проблемы по мере их возникновения.
— Я умываю руки! Не хочу даже смотреть на это!
Нельзя было ей показывать аппарат. Где были мои мозги? Это же обезьяна с пистолетом. Черт, что же делать?
— Не закатывай истерик. Это мой выбор. — Линда смогла правильно трактовать гамму чувств на прекрасном лице.
В черных глазах вспыхнуло бешенство. Девушке показалось, что он вот—вот грохнет драгоценный прибор о стену. Издав вопль, похожий на клич скандинавских берсеркеров, бросилась к нему, выхватила МВК—40 и дважды нажала на кнопку…
Вначале, ей показалось, что ничего не происходит. Но потом, вдруг, стало очень темно и очень холодно. Мышцы свело болезненной судорогой, словно с разбегу плюхнулась в ледяной омут. Мгновение, и картина изменилась на радикально противоположную — стало невыносимо жарко. Казалось, огонь шел изнутри собственного тела, прожигая все внутренности, обугливая кожу. Когда пытка стала агонией, сознание, наконец, оборвалось.
***
Сколько прошло времени? Час?! День?! Год?!! Ничего не помню.
Темно. Как болят глаза. Я ослепла? Но нет, вроде бы смутно чудятся какие—то очертания. Что—то каменно—железное. Провода, висящие живописными гирляндами. О, оторванный высоковольтный кабель. Воздух спертый, едкий. Ах, как болят глаза, все тело ломит. Подо мной что–то чвакает. Даже не хочу знать, что. Кроме того — холодно и мокро.
Шевелиться не было сил. Мысли текли медленно и лениво.
Есть осязание, обоняние и хиленькое зрение. Значит, все же жива. Можно засчитать одну маленькую победу. Только вот где я?
— Я бы хотел знать только одно, — услышала она измученный, хриплый, но очень знакомый голос, — за какие грехи Господь Бог послал мне тебя? Ты же не женщина, ты — кара!
Принс? Но как?
— Где я?
— Там же где и я.
— А ты где?
— Помолчи!
— Даже если мой рот будет закрыт, вопрос все равно будет открытым. Главное, что мы живы. Мы под землей? — К Линде стремительно возвращалось хорошее настроение.
— Похоже на какой—то тоннель. — После продолжительного молчания сказал Принс.
— Теперь знаем наверняка — МВК—40 в рабочем состоянии!
— Умолкни!
— Где твой научный пыл? Ты же известный ученый. Твои статьи печатают самые известные журналы! Это же настоящая бомба!
Лучше б я был крестьянином.
— Пожалуйста, заткнись! Я думаю.
— Заметно, даже отсюда слышу скрежет твоих извилин.
Знание некоторых принципов возмещает незнание некоторых фактов.
— Знаешь, ты, конечно, умная девушка, но иногда… полная кретинка.
— Логика, милый, явно не твой конек.
— Оставь меня в покое. Я хочу умереть без твоего навязчивого жужжания!
— И не надейся! Я не дам тебе умереть, пока ты не выступишь на заседании Мировой Научной Комиссии.
И по ходу дела решишь еще пару дополнительных вопросов.
Белинда с трудом поднялась на ноги и порылась в многочисленных накладных карманах. Аварийное состояние прежнего наряда, вынудило позаимствовать и смоделировать по фигуре, одежду Принса. Прикрыть наготу удалось, но вот похорошеть — нет. “Кошмар модельера”, как изящно описал ее усилия мужчина.