Я держала его левое запястье, а мисс Сибри думала, что держит правое. Но по правде, мы держали одну и ту же руку, потому что мистер Винси устроил такую темень, хоть глаз коли.
— Свободной рукой я могу делать что угодно, например это... — сказал он и пальцами коснулся моей шеи, отчего я завизжала. — Видите, как недобросовестный медиум может одурачить клиента, мисс Дауэс. Представляете, насколько реальной покажется моя рука, если я заранее ее сильно нагрею, или остужу, или намочу?
Пусть он это покажет мисс Сибри, сказала я и пересела от него. Впрочем, я довольна, что обучилась этому трюку.
Было уже часа 4-5, дождь лил все сильнее, и мы окончательно уверились, что никто не придет.
— Не позавидуешь нашей доле! — сказала мисс Сибри, глядя в окно. — Для живых и мертвых мы должны быть на месте в любой момент, когда им заблагорассудится прийти. Знаете ли вы, что нынче в пять утра меня разбудил дух, хохотавший в углу комнаты? — Она потерла глаза.
Знаем мы этого духа, подумала я. Он вылез из бутылки, а ты загоняла его в ночной горшок и смеялась. Однако подобную мысль я никогда не выскажу вслух, потому что мисс Сибри добра ко мне еще больше тетушки.
— Верно, наше призвание тяжко, — вздохнул мистер Винси. — Вы согласны, мисс Дауэс?
Потом он зевнул и сказал, что коль ждать некого, мы вполне можем застелить стол скатертью и сыграть в карты. Но едва он достал колоду, как прозвенел колокольчик.
— Вот тебе и поиграли! — пробурчал мистер Винси. — Наверняка это ко мне.
Но когда Бетти вошла в комнату, она посмотрела на меня. С ней была дама, которую сопровождала собственная служанка. Я встала, а дама, схватившись за сердце, воскликнула:
— Вы мисс Дауэс? О, я знаю, что это вы!
Взгляды миссис Винси, мистера Винси, мисс Сибри и даже Бетти обратились ко мне. Однако я была удивлена не меньше, и единственное, что мне пришло в голову, — это мать той женщины, которую я принимала месяц назад и кому предсказала смерть ее детей. Вот что выходит, когда ты слишком честна, подумала я. Все же надо быть как мистер Винси. Наверное, от горя женщина что-нибудь с собой натворила, и теперь мать хочет обвинить в том меня.
Лицо дамы выражало душевную боль, в которой, однако, сквозила радость.
— Думаю, нам лучше пройти в мою комнату, — сказала я. — Правда, она на самом верху. Вы не против подняться по лестнице?
Дама с улыбкой взглянула на свою служанку и ответила:
— Подняться? Я искала вас двадцать пять лет. Неужели теперь какие-то ступеньки меня остановят?
Я решила, что она слегка повредилась в уме, однако привела ее в свою комнату, где дама огляделась, затем посмотрела на свою служанку, а потом вновь уставилась на меня. Она выглядела настоящей леди: очень белые ухоженные руки в старинных, но очень красивых перстнях. На вид ей было лет 50-51. В черном, еще чернее моего, платье.
— Кажется, вы не понимаете, зачем я к вам пришла? Странно. Я думала, вы догадались, — сказала дама.
— Наверное, вас привело сюда какое-то горе, — ответила я.
— Меня привел сон, мисс Дауэс.
Вот так и сказала: ее привел ко мне сон. Три ночи назад ей приснились мое лицо, имя и адрес гостиницы мистера Винси. Ей в голову не приходило, что сон вещий, однако нынче утром она развернула «Медиум и рассвет» и увидела объявление, которое я поместила там 2 месяца назад. Оно заставило ее отправиться в Холборн на мои розыски, и вот теперь, увидев меня, она поняла, что подразумевали духи. А я вот ничего не понимаю, подумала я и выжидающе воззрилась на даму и ее служанку. Тогда дама сказала:
— Ты видишь это лицо, Рут? Ты видишь? Как считаешь, показать?
— Думаю, непременно, мэм, — ответила служанка.
Из кармана пальто дама достала какую-то вещицу, обернутую куском бархата, развернула, поцеловала и показала мне. Это был портрет в рамке, который она протянула мне, едва не плача. Я на него взглянула, а дама и служанка не спускали с меня глаз.
— Теперь вы понимаете, не правда ли? — спросила дама.
Однако я видела только золотую рамку в ее дрожащей белой руке. Но когда она дала портрет мне в руки, я вскрикнула.
Дама кивнула и вновь схватилась за грудь.
— Нам так много нужно сделать, — сказала она. — Когда начнем?
Немедленно, ответила я.
Дама отправила служанку ждать на площадке, а сама провела со мной час. Ее зовут миссис Бринк, она живет в Сайденхеме. Весь путь до Холборна она проделала только ради меня.
6 ноября 1872 года
В Ислингтон, к миссис Бейкер ради ее сестры Джейн Гоф, что стала духом в марте 68 г., воспаление мозга. 2 шилл.
В Кингз-Кросс, к мистеру и миссис Мартин ради их сына Алека, упавшего с яхты, — В Глубоких Водах Обрел Великую Истину. 2 шилл.
Здесь, миссис Бринк, ради ее особого духа. 1 фунт.
13 ноября 1872 года
Здесь, миссис Бринк, 2 ч. 1 фунт.
17 ноября 1872 года
Когда нынче я вышла из транса, меня била дрожь, и миссис Бринк, уложив меня в постель, держала руку на моем лбу. Она велела своей служанке принести стакан вина из запасов мистера Винси, но поданное питье обозвала дрянной бурдой и приказал Бетти сбегать в пивную купить чего-нибудь получше.
— Из-за меня вы перетрудились, — сказала миссис Бринк.
Дело не в том, ответила я, обмороки и нездоровье у меня часты; тогда она огляделась и сказала, что это неудивительно — пожалуй, всякий расхворается, поживи он в моей комнате.
— Ты только взгляни на этот светильник! — обратилась миссис Бринк к служанке, имея в виду лампу, которую мистер Винси покрасил суриком, отчего та дымилась. — А этот грязный ковер! А постельное белье!
Она говорила о старом шелковом покрывале, шитом тетушкой и привезенном мной из Бетнал-Трин. Миссис Бринк покачала головой и, взяв мою руку, сказала, что я слишком редкостное сокровище, чтобы хранить меня в столь скверной шкатулке.
17 октября 1874 года
Нынче вечером состоялся весьма любопытный разговор касательно Миллбанка, спиритизма и Селины Дауэс. К обеду у нас был мистер Барклей, позже приехали Стивен с Хелен, а потом миссис Уоллес — играть с матерью в карты. Поскольку свадьба уже близка, мистер Барклей просит, чтобы все называли его Артуром, и теперь Присцилла из вредности зовет его просто Барклей. Сейчас много разговоров о доме и угодьях в Маришесе, о том, как все будет, когда она станет тамошней хозяйкой. Присцилла научится ездить верхом и править коляской. Я живо представляю сестру в пролетке, с кнутом в руке.
Она говорит, что в ее доме нам всегда будут чрезвычайно рады. Там столько комнат, что можно приехать всем разом и это никого не стеснит. Кажется, там обитает незамужняя кузина, «с кем я наверняка сойдусь», — весьма умная дама, которая «наряду с мужчинами» выставляет в энтомологических обществах свои коллекции бабочек и жуков. Мистер Барклей — Артур — написал ей о моем участии к заключенным, и кузина ответила, что будет весьма рада со мной познакомиться.
Миссис Уоллес поинтересовалась, когда последний раз я ездила в Миллбанк.
— Как там тиранка мисс Ридли и старушка, что теряет голос? — спросила она, подразумевая Эллен Пауэр. — Бедняжка!
— Бедняжка? — фыркнула Присцилла. — Похоже, она тронутая. Вообще, все, о ком рассказывает Маргарет, выглядят слабоумными. — Не понимаю, сказала далее сестра, как это я выношу их общество. — Тебе и с нами-то вечно невмоготу.
Это было сказано для Артура, который, сидя у ее ног на ковре, с ходу ответил: все потому, что я знаю — Присцилла не сообщит ничего достойного внимания.