Я побежала, оступаясь на смерзшихся бороздах дороги. Ледяной воздух острыми когтями рвал мои легкие и грозил задушить. Когда я подбежала к перилам крыльца, темная фигура уже поднялась по ступеням и собралась постучать в дверь, но, услышав мои шаги, обернулась. Поднятый капюшон скрывал ее лицо; я шагнула к ней, и она вздрогнула. Я вскрикнула: «Селина!» — и она вздрогнула еще сильнее. Потом откинула капюшон и выдохнула:
— Ох, мисс Приор!
Но то была вовсе не Селина. Передо мной стояла миссис Джелф.
Миссис Джелф. После первоначального шока и разочарования возникла мысль: ее прислали забрать меня в тюрьму! Я оттолкнула надзирательницу и попыталась убежать, но споткнулась. Юбки тянули к земле, грудь казалась забитой льдом... И потом, куда мне было бежать? Миссис Джелф коснулась меня рукой, и я разрыдалась у нее на груди. Я вздрагивала в ее объятьях, словно она была мне нянькой или матерью.
— Вы пришли из-за нее, — наконец выговорила я.
Она кивнула. Я взглянула на нее и словно посмотрелась в зеркало: желтое лицо, оттененное белизной снега, глаза, покрасневшие от слез и напряженного ожидания. Тогда я поняла: пусть Селина была ей никто, но она по-своему страдала от ее исчезновения и пришла ко мне за помощью и утешением.
Сейчас эта женщина была единственным, что связывало меня с Селиной. Я опять взглянула на слепые окна и протянула ей руку. Она помогла мне добраться до двери; я отдала ей ключ, потому что сама не попала бы в скважину. Мы вошли бесшумно, как воры, Вайгерс нас не услышала. Казалось, выстуженный тихий дом все еще околдован моим ожиданием.
Я провела ее в папин кабинет и притворила дверь. Миссис Джелф словно оробела, но, помешкав, дрожащей рукой расстегнула накидку, под которой я увидела сильно измятую тюремную форму; каштановые с проседью волосы матроны, не скрытые шляпой, свисали на уши. Я зажгла лампу, но не решилась позвать Вайгерс, чтобы затопила камин. Ежась от холода, мы сели в накидках и перчатках.
— Что же вы обо мне подумаете, когда я вот так заявляюсь в ваш дом! — сказала миссис Джелф. — Не знай я, как вы добры... — Она охнула, закрыла руками лицо и стала тихонько раскачиваться на стуле. — Ой, мисс Приор!.. — Перчатки заглушали ее всхлипывания. — Вы даже не представляете, что я натворила! Не представляете, не представляете...
Она зарыдала, как перед тем я рыдала на ее груди. Такая скорбь уже казалась странной и пугала меня.
— Что такое? — спросила я. — Что случилось?.. Можете мне рассказать, что бы там ни было.
— Наверное, — ответила миссис Джелф, немного успокоившись. — Пожалуй, надо сказать! Какая разница, что теперь со мной будет! — Она подняла на меня покрасневшие глаза. — Вы ездили в Миллбанк? Знаете, что она исчезла? Вам рассказали, как ей удалось?
Вот тут я впервые насторожилась и вдруг подумала: может быть, она знает. Наверное, ей известно о духах, билетах и наших планах, и теперь она пришла требовать денег, торговаться и угрожать.
— Все говорят о дьяволе... — сказала я, и миссис Джелф вздрогнула. — Но мисс Хэксби с мистером Шиллитоу считают, что кто-то выкрал для нее форменную накидку и башмаки.
Я покачала головой; надзирательница запихивала в рот губы и грызла их вместе с пальцами, не спуская с меня темных глаз.
— Они полагают, ей помог кто-то из персонала, — продолжила я. — Но с какой стати? Она никому не нужна ни там, ни где-нибудь еще! Я одна относилась к ней по-доброму. Только я и...
Кусая губы, миссис Джелф все смотрела на меня. Потом сморгнула и прошептала:
— Только вы, мисс Приор, и... я.
Она отвернулась, пряча глаза, и я ахнула:
— Боже мой!..
— Значит, вы считаете меня грешницей! — воскликнула миссис Джелф. — Но она же обещала, обещала...
Шесть часов назад я кричала в ледяную тьму и с тех пор никак не могла согреться. Но сейчас я похолодела и замерла, точно мраморное изваяние, и только сердце в груди колотилось так бешено, что я боялась разлететься вдребезги.
— Что она вам обещала? — прошептала я.
— Что вы обрадуетесь! Говорила, вы обо всем догадываетесь, но молчите! Я думала, вам известно. Иногда вы смотрели на меня так, будто все знаете...
— Ее забрали духи, — выговорила я. — Друзья-духи...
Я едва не подавилась от внезапной слащавости этих слов. В ответ миссис Джелф простонала:
— О, если бы так!.. если бы так!.. Но это сделала я, мисс Приор! Это я украла и прятала накидку с башмаками! Это я провела ее через все посты и говорила караульным, что со мной мисс Годфри, у которой распухло горло и потому она так закутана!
— Вы?..
В девять часов, кивнула миссис Джелф. От страха, сказала она, была готова визжать или грохнуться в обморок.
В девять часов? Нет, в полночь дежурная мисс Кэдмен слышала шум. Она заглянула в камеру и видела спящую Селину...
Миссис Джелф потупилась.
— Ничего она не видела. Когда мы уходили, она сидела в дежурке, а потом выдумала какой-то шум. Я дала ей денег, мисс Приор, и подбила на грех. Если Селину поймают, она сама угодит в тюрьму. Боже мой, и виновата буду я!
Миссис Джелф громко всхлипнула и, обхватив себя руками, вновь стала раскачиваться. Я все еще пыталась вникнуть в ее слова, казавшиеся чем-то острым и горячим, что не ухватишь, а только в разбухающей панике и отчаянии перекидываешь с руки на руку. Не было никаких духов — только надзирательницы. Миссис Джелф, грязный подкуп, воровство — отбивало мое сердце. Я так и сидела, точно статуя с глазами.
Наконец я спросила:
— Почему? Почему вы на это пошли?
Взгляд миссис Джелф прояснился.
— Как, вы не знаете? И не догадываетесь? — Она глубоко вздохнула и всхлипнула. — Селина вернула мне моего мальчика, мисс Приор! Приносила весточки от моего сыночка, который нынче на небесах! Весточки и гостинцы — как и вам от вашего батюшки!
Я онемела. Слезы миссис Джелф высохли, а голос, прежде надтреснутый, звенел едва ли не радостью.
— В Миллбанке меня считают вдовой... — начала она и осеклась; поскольку я молчала и не шевелилась — только сердце мое с каждым ее словом билось все бешенее и бешенее, — миссис Джелф сочла мой неподвижный взгляд за приглашение к рассказу и заговорила вновь, поведав все до конца. — В Миллбанке меня считают вдовой, и вам я сказала, что служила в горничных. Но это неправда, мисс. Замужем я была, только муж мой вовсе не умер... по крайней мере, я о том не слыхала. Давно уж его не видала. Выскочила за него девчонкой, о чем пожалела, ибо через короткое время встретила другого мужчину — из благородных! — который, думала, любит меня по-настоящему. О супруге я по мере сил заботилась, прижила с ним двух дочек, а потом узнала, что опять понесла... срамно говорить, мисс... от того господина...
Любовник ее бросил, а муж избил и выгнал из дома, оставив дочерей себе. Сколько злых мыслей передумала она тогда о своем еще не родившемся сыне! В тюрьме она никогда не была жестока к бедным девушкам, которых посадили за детоубийство. Только Господу ведомо, как близка она была к тому, чтобы стать одной из них!
Миссис Джелф судорожно вздохнула. Я молча на нее смотрела.
— Тяжело мне тогда пришлось, — рассказывала она, — я совсем опустилась. Но вот появился ребенок, и я его полюбила! Родился он до срока, был очень слабенький. Казалось, дунь — и помрет. Однако выжил, и я стала работать — только ради него! — на себя мне было плевать. С утра до ночи делала любую гадкую работу, и все ради него! — Она сглотнула. — А потом... — В четыре года мальчик все-таки умер. Казалось, жизнь кончена. — Уж вы-то знаете, мисс Приор, каково это, когда у тебя забирают самое дорогое...
Одно время она бралась за самую подлую работу. Ей было все равно, она бы и в аду потрудилась...
А потом знакомая рассказала о Миллбанке. На ту службу никто не рвался, а потому жалованье платили высокое, но с нее было довольно уже того, что появились дармовая кормежка и комнатка с очагом и стулом. Поначалу все узницы казались ей на одно лицо.
— ...Даже... даже она, мисс! Однажды, где-то через месяц, она коснулась моей щеки и говорит: почему вы такая печальная? Ведь он вас видит и горько плачет, оттого что вы не радуетесь за него, а скорбите... Ох, как я испугалась! Я же не слыхала о спиритах. Ничего не знала о ее даре...