– А крест нательный на него надели?
– Ой, батюшка, – спохватилась женщина, подняв на священника опухшее от слёз, измученное лицо, – Тут знаете что случилось-то… Креста-то мы дома и не нашли. Ванюшка никогда креста не снимал, только в бане разве, да и то, ежели забудет надеть, сразу обратно бежал, даже если ночь на дворе. А в этот раз, ну нигде нет крестика, весь дом обыскали! Отец уж хотел, было, свой положить ему в гроб, да бабушки подсказали, что нельзя так делать.
– Да, так нельзя делать, – кивнул священник.
Люди вокруг зашептались, закачали головами, недобрый это знак. И вдруг в наступившей тишине раздался звонкий голос Надийки:
– Отдай, что взяла!
Люди вздрогнули. Мать и отец Ванюшки обернулись, увидели Надийку. Глафира подошла к девочке, и обняв её, заплакала.
– Ну что ты, миленькая? Что ты, деточка? Кому ты это говоришь? Что отдать?
– Она знает. Отдай, что взяла! – вновь громко и чётко повторила Надийка.
Захариха торопливо принялась пробираться сквозь толпу к девочке. Подбежав к внучке, она затрясла её за плечи:
– Надийка, ты что? Что с тобой происходит? Очнись!
– Подожди, бабушка, и ты, тётя Глафира, подожди.
Она подошла вплотную к Марийке, подняла на неё снизу вверх потемневшие глаза, и вновь повторила в тишине свои слова:
– Отдай, что взяла! Ты уже сделала своё чёрное дело.
Глаза Марийки забегали, руки затряслись, она заметалась:
– Что я взяла? Что я взяла? Я ничего не брала.
– Ты знаешь, что ты взяла, отдай родителям, – громко и твёрдо сказала Надийка, – Не гневи Бога, не то не будет тебе покоя ни на том, ни на этом свете. Ты и так прокляла свою душу навсегда. Не будет тебе теперь ни счастья, ни удачи.
– Ты что, проклинаешь меня? – с вызовом спросила Марийка.
– Нет, я не проклинаю, – покачала головой Надийка, – Я просто рассказываю тебе, что с тобой дальше произойдёт.
Бабы заохали, прижали платки к губам, священник закрестился, слушая их разговор.
Марийка продолжала отнекиваться, отпираться, и уже готова была кинуться в драку на ненормальную девчонку. Она была на две головы выше неё и понимала, что вполне справится с этой нахалкой. Но только она занесла руку, как раздался низкий глубокий голос:
– А ну, не тронь! Отойди!
Все обернулись. Бабы вздрогнули, закрестились, мужики отошли в сторонку с опаской. В стороне стоял высокий мужчина. Это был житель их деревни по имени Влас. Люди побаивались его. Был он человек пришлый, нелюдимый, ни с кем дружбы не водил, но и в помощи никогда никому не отказывал, ежели, кто нуждался, и деньги у него всегда водились.
– Ну, что глядишь? – строго спросил он Марийку, обойдя её кругом и пристально глядя на неё, – Отдавай, что взяла. Девочка тебе правильно говорит.
Марийка, не отводя глаз от пристального взгляда Власа, трясущимися руками полезла себе за пазуху, затем как заворожённая, протянула вперёд руку и разжала кулак. На её ладони лежал нательный крест на гайтане.
– Господи! – вскрикнула Глафира, – Это же Ванечкин, Ванечкин крестик!
При этих словах, задрожав всем телом, Марийка бросила крест на землю, и кинулась бежать с кладбища вон. Отбежав немного, она поскользнулась на глинистой размытой тропке, упала ничком, но тут же поднялась, и, не задерживаясь ни на миг, бросилась прочь, не оглядываясь на людей, вся в грязи, мокрая и чумазая. Надийка наклонилась, подняла крестик, бережно отёрла его о подол своего платья, подала Глафире и сказала:
– Возьмите, это вашего Вани крестик. Она его украла, чтобы приворожить, поэтому и погиб ваш Ванюшка. Это она виновата в смерти вашего сына.
В тот же миг ноги девочки подкосились и она потеряла сознание. Влас успел подхватить её на руки, а затем быстро развернулся и пошёл прочь с кладбища с девочкой на руках. Захариха кинулась следом за ним, под оханья и аханья толпы.
ГЛАВА 8
Захариха бегом бежала за Власом, еле поспевая за высоким сильным мужчиной, который быстрыми шагами шёл к её дому, неся на руках маленькую, хрупкую Надийку. Девочка по-прежнему была без сознания и головка её болталась, словно у тряпичной куклы, а черты бледного личика заострились. Захариха была перепугана не на шутку, она не понимала, что происходит с её внучкой, то ли с девочкой случилось нервное потрясение, то ли… Захариха не хотела даже думать об этом – неужто у внучки проявились какие-то скрытые силы? Ведь это такая тяжкая ноша…
– Господи, – думала она, семеня за Власом, – Да ведь это ж такой крест – дар-то. Не всякий и выдюжит. Простому-то человеку куда проще жить, когда не знаешь, не ведаешь, живёшь себе под Богом. А тут… Ведь это навсегда.