— Мама! Купи мне эту машинку! — мимо прошла женщина с маленьким мальчиком.
— Потом, зайка, — отбивалась та. — Мы и так взяли тебе букварь.
— Ну, мама!
Ответа малыш так и не получил, потому что его мама застыла изваянием напротив полки с куклами. Взяла одну плавным, задумчивым движением, потрогала, пригладила синтетические волосы, платьице, и Илья заметил на ее лице странное, дикое выражение — словно треснула маска, а под ней обнажилось что-то кричащее, вопиющее, требующее воздуха. Лицо уставшей женщины превратилось в личико обиженного ребенка, которому не покупали игрушек, потому что мама откладывала деньги на новую кофточку, пропадала на работе, приходила в садик поздно и не давала смотреть мультики.
— Мам, ну мам!
— Отстань! — рявкнула женщина.
Ребенок заплакал. Она напоролось взглядом на Илью, схватила мальчишку за руку и волоком потащила к выходу. Илью ошпарило от этого взгляда: она его не знала, но она его уже ненавидела. Положив игрушечного Бэтмена на место, Илья вышел из магазина. Вспомнил про заявление и пошел в Командный пункт. Там сидел смурной Витя и обсуждал по телефону с женой перспективы покупки детской коляски. Из радости его младенец постепенно превращался в проблему, которую приходилось решать, потому что такова жизнь. Илья почти закончил с бумагой, когда над плечом засопел напарник.
— Ты чего?
— Ничего.
— Гонят?
— Сам ухожу. Надоело.
— Да ладно тебе… может, обойдется…
Лишние слова, и оба об этом знали. Илья пошел относить заявление начальнику, чувствуя, как связующая с Витей нить дрогнула и чуть провисла.
Дома его ждала тишина — Лена все чаще задерживалась на работе, он знал почему, но пока не хотел обострять. По обыкновению не включив свет, он прошел в комнату, щелкнул настольной лампой, достал из ящика толстую общую тетрадь, раскрыл на первой странице и стал читать о том, что ему удалось выяснить за последние дни.
«Первая нить.
Поскольку ничего про этого человека не знаю, решил следовать по его нити напрямик. Вышел на улицу, посмотрел, куда она уводит. И пошел. Раньше не придавал этому значения, но нити могут быть разными. Одни прямые, как провода, а другие изгибаются, плавно заворачивают, извиваются зигзагами. Особенно хорошо их почему-то видно вечерами. Они похожи на смазанные от движения огни автомобильных фар на фотографиях.
По нити шел пешком, потому что видел в отдалении огонек, на котором она завязана. Когда вижу нити, связывающие людей, сами люди похожи на мерцающие в темноте звезды — море огоньков. Кто-то сияет ярче, кто-то бледнее.
Вышагивал с час и очутился на площади перед парламентом. Нить уходила прямо туда. На часах было между четырьмя и пятью вечера, рабочий день еще не закончился. Я понял, что этот человек здесь трудится. Зашел внутрь, побродил по холлу. Охранники спросили, куда мне нужно, отбрехался, что назначено. Нить уводила наверх. Поднялся на третий этаж, прошел мимо законодательного музея и встал перед дверью. Постучался, зашел. Секретарша спросила, что мне нужно, ответил, что хотел бы записаться на прием: нить уходила к депутату, и фамилия его была Козлов. Так было написано на табличке двери. Девчонка сказала, что сегодня Иван Иванович не принимает, и надо записываться на четверг, а я: нет проблем. И записался.
Потом вернулся домой и вычитал в Интернете все, что смог найти про этого Козлова. На фотке усатое лицо, глаза жуликоватые.
В четверг попал к этому Ивану Ивановичу и начал плести про то, что наша управляющая компания собирает с жильцов деньги непонятно за какие услуги. Дерут за капитальный ремонт, но даже лампочку в подъезде вкрутить не могут. Жаловался, загибал пальцы. Гнал ему, а сам наблюдал за нитью и его реакцией. Нет, он меня не знал, смотрел безразлично и вежливо кивал. Но знакомство завязалось, и нить стала бледно-синей, ожила, по ней побежали искорки. В итоге этот Козлов обещал принять меры, долго раскланивался, и я выкатился от него совсем измученный — беседа отняла массу сил…»